Одной из многих в территориальном геологоразведочном управлении в городке Приозерске, в пятнадцати километрах от железнодорожной станции Сары-Шаган.

Через год после возвращения Романова из Москвы, по такому же, как и сам Анатолий распределения в Сары-Шаган приехала Анна.

Они познакомились быстро и случайно, но не познакомиться они не могли потому, что геологический Приозерск был так мал, что все рано или поздно знакомятся.

Познакомились.

А потом поженились.

Анатолий Романов любил свой дом потому, что его всегда в нем ждали. Анна Романова любила дом потому, что в нем она могла ждать любимого человека.

В центре пустыни – это очень много.

Впрочем – это много и в любом другом центре…

В общем, для Романова все складывалось хорошо – у него был дом, хорошая работа и любимый человек рядом…

…Разумеется, в геологии, как и везде на свете, существует иерархия. Только иерархия в геологии строится довольно своеобразно – как правило, начальник отряда умеет делать то, что делает шофер, а вот шофер, делать то, что умеет делать начальник отряда не умеет.

Вот и вся разница.

А рюкзаки все члены отряда таскают одинаковые. И приборы таскают все члены отряда на своих плечах, а не на плечах подчиненных.

Даже нашивок на рукава или погончиков со звездочками для геологии не изобрели, и когда какой-нибудь партийный или советский начальник случайно или комиссионно оказывается у костра, где сидят геологи, он вынужден спрашивать:

– Кто начальник отряда? – а-то, ведь можно пожать руку простому технику или разнорабочему.

Взаимоотношения людей в геологических партиях по всему Союзу таковы, что в любое время, любой работник геологической партии может запросто зайти в гости к любому.

Это не только прилично – это принято.

И постепенно дом Романовых стал таким домом, где редко обедали одни хозяева. И часто им приходилось обедать не дома, не потому, что кто-то считал себя обязанным пригласить их ответно, а просто оттого, что им все были рады.

Вот так бывало – зайдут Анатолий с Анной в магазин за продуктами к обеду, и встретят в кого-нибудь из знакомых, и тут же решалось, что еще подкупить, чтобы пообедать вместе у тех или других.

И аргументом в выборе места обеда чаще всего служило то, что один из хозяев с рыбалки привез большого судака, или то, что одна из хозяек получила посылку от родственников.

Вообще, поводов всегда много в небольших городках: день рождения тещи или книга писателя Трифонова, шахматная партия или коробка новых патронов двенадцатого калибра с синтетическими гильзами.

Для того, чтобы изменить эти отношения между геологами, нужно стать очень большим геологом-начальником.

Замминистра геологии, например.

Но это уже почти не геолог.

…Постепенно прошел год, потом второй, и уже нельзя было представить Романовых без Приозерска и Приозерска без Романовых.

…В городке ракетчиков – все дети хотят стать ракетчиками, в городке летчиков – летчиками, в городке моряков – моряками, в городке геологов – геологами.

До тех пор, пока не вырастут.

Однажды Анатолий Романов выступал перед школьниками местной школы, и, конечно, не обошлось без вопроса:

– Легко стать геологом? – Анатолий хотел рассказать о геологоразведочном институте, о техникумах в Старом Осколе и Инте, но почему-то сказал:

– Геологами становятся только те, кто ими рождается…

– Как поэтами? – Как поэтами…

…Все, на первый взгляд в семье Романовых оставалось хорошо, и никто из друзей ничего не замечал, потому, что грусть в глазах Анна прятала не только от друзей, но и от себя самой.

И причина этой грусти была одна – у Романовых не было детей.

Проходил год за годом, а их, по-прежнему оставалось двое.

Но однажды, посреди рабочего дня, на столе Романова зазвонил телефон:

– Я была у врача.

Скоро нас станет трое…

В кабине у Анатолия всегда находилось много народа, и каждый из присутствующих понял, что начальник партии получил какую-то важную весть.

А Анатолий Романов опустился на стул и тихо проговорил:

– Значит, Бог все-таки есть.

– А ты в этом сомневался? – спросил молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой, одетый в дорогую французскую тройку и шляпу коричневого цвета – ненадолго появившийся в Приозерске, корреспондент центральной газеты.

Поговаривали о том, что этот журналист славился оптимистичными передовицами, посвященными любви к человечеству, но, однажды, выходя из местного ресторана и будучи в подпитии, репортер проговорился:

– Любовь ко всему человечеству?

Кроме прохвостов ее могут декларировать только алкоголики…

Как журналиста его сразу как-то не полюбили потому, что каждое интервью он начинал словами: «Вы имеете право сохранять молчание, потому, что все сказанное вами, может быть использовано против вас…»

Кроме того, он вызывал подозрение тем, что никогда ничего не записывал.

– У тебя, что, такая хорошая память? – спрашивали его.

– У меня самая лучшая память на свете.

Она не держит ничего больше получаса…

– А ты в этом сомневался? – спросил столичный журналист, поглаживая свою аккуратно подстриженную «под испанку» бородку. – Нет. Просто как-то не было случая задуматься об этом…

По весне Анатолий отвез Анну в Целиноград – ближайший большой город с настоящей больницей, а не местной санчастью.

Целиноград был городом со своей судьбой.

Когда времена Степлага прошли, кое-кто из репрессированных вернулся на Большую землю, а кто-то остался, и так, как в Степлаг отправляли в основном интеллигенцию, то выжившие со временем создали на вначале пустынных, а потом целинных землях совсем не плохую систему образования и здравоохранения.

Школы и больницы Целинограда оказались лучшими, потому там работали хорошие учителя и врачи.

…Вечером приемный покой роддома наполнился молодыми будущими отцами – почему женщины рожают чаще всего ночью, не задумывался никто – каждый ждал своего маленького чуда. Самого естественного чуда на свете.

…Часов с одиннадцати стала выходить старенькая медсестра, называть фамилию и делать очередного мужчину счастливым.

Иногда выходил врач, и от этого радости было еще больше.

Наконец пришел черед Анатолия – к нему вышел врач, они поговорили совсем не долго, а уже ночью компания молодых отцов, веселая, нетрезвая гуляла по городу, радуясь и восхищаясь сама собой. И самым веселым из всех был Анатолий, и никто не заметил того, что на его голове появились первые седые волосы, как никто не узнал, что его ребенок родился мертвым…

…Ночью Анна проснулась, не проснулась, а пришла в себя, измученная самой страшной женской болью она, сама не зная, почему это делает, подошла к окну.

Вечером прошел дождь, и асфальт на дворе казался черным, даже в свете лампочки, освещавшей двор.