Фары мешали увидеть издали, что за машина движется навстречу. И только в последний момент полковник Кирпичников сумел различить белую легковушку, хотя ее марку на встречном движении ночью разобрать было невозможно.

Делать выговор водителю своей машины за предупреждение «Мазды» полковник не стал. Это даже хорошо, что предупредил и что «Мазда» сбросила скорость. Остановится, когда будут останавливать, и все обойдется без стрельбы. И лишних подозрений остановка не вызовет – обычная проверка.

Машины ФСБ, в отличие от «Мазды», скорости не сбрасывали и ехали так же быстро, как и в светлое время суток. Высадка повторилась в том же порядке, что и раньше. Только перед этим Кирпичников обратился к Вельчанинову через «подснежник»:

– Я – Первый. Терек, видишь нас?

– Я – Терек. Вижу. Высаживайтесь.

– Чужие наблюдатели не заметят?

– Я – Лесник. Они залегли слишком низко, – ответил подполковник Лукошкин. – Даже мне дорогу видно только перед собой. Им – тем более. Шуруй, командир...

После высадки машины сразу разворачивались и отправлялись на знакомую уже площадку. Три группы разошлись по своим местам наблюдения. Но пока наблюдать еще было нечего и потому можно было расслабиться хотя бы до рассвета. Беспокойство вызывали только посторонние наблюдатели.

– Я – Первый. Лесник, докладывать можешь?

– Если не кричать, то без проблем, – отозвался Лукошкин.

– Тогда давай...

– А что тут докладывать? Как залегли, так и лежат. Один, правда, на колени вставал, хлопал себя крыльями по бедрам. Руки у него, похоже, замерзли. Я совсем близко подбирался, дорогу исследовал; мог бы захватить парней... Там, вообще-то, только один парень – второй уже мужик в моем возрасте. Солидный, значит. Это у него пальцы мерзнут. Кстати, у него с собой «Винторез». Я так полагаю, что кого-то дожидается. Скорее всего, наших друзей...

– Сегодня из «зоны» четверо выходят. Может быть, и не наших.

– Я – НЛО, – вступил в разговор капитан Радимов. – У меня вопрос к обществу. Можно задать, товарищ полковник?

– Бога ради. Только сильно не смеши, чтобы наш смех никто не услышал...

– А хорошие люди в наше время на «зоне» сидят? Особенно здесь, в республике.

– Бывают, но редко, – сказал Вельчанинов.

– А хороших людей убивают?

– Хороших людей любят, – высказал свою точку зрения Денисенко. – Вот меня, например, просто невозможно не любить.

– Это потому, что вы, товарищ полковник, пока еще на свободе, – съязвил Старогоров. – Не зарекайтесь только...

Денисенко слегка кашлянул в микрофон, но отвечать не стал.

– Что ты хотел сказать, НЛО? – спросил Кирпичников.

– Человек с «Винторезом» не приедет сюда просто пугнуть кого-то. Или он решил этого «кого-то» здесь защищать – и следовательно, нам надо ждать появления новых действующих лиц, – или он приехал сюда кого-то убить. И как я думаю, не без причины. Кавказ – дело тонкое. Я допускаю такой вариант, что человек с «Винторезом» был не удовлетворен решением суда. Сам он обладает большей информацией, чем была у следствия, и желает совершить акт справедливости. Стоит ли этому мешать?

– Допустить самосуд? – спросил Старогоров. – Это уже перегиб.

– Извини, Станислав Юрьевич, – возразил Радимов. – Ты хотя и служил раньше в Дагестане, но на своей отдаленной горной заставе, наверное, не встречался с местным правосудием. А нам постоянно приходилось с этим сталкиваться. Настоящие бандиты если даже получают сроки, то минимальные и, отсидев только часть, выходят и принимаются за старое. Я сам несколько раз сталкивался с такими фактами. И совсем они не боятся снова попасть на «зону», потому что там у них обслуживание лучше, чем на свободе. И все удобства. Они там себя королями чувствуют и знают, что скоро их выкупят. В народе давно уже поднимается недовольство таким положением вещей. В Ингушетии вообще какое-то антитеррористическое подполье действует, по законам адата. Простые люди берут в руки оружие и мстят родственникам террористов. И это становится гораздо более действенным, чем судебный приговор. Я лично такое движение одобряю. Это процесс самовыживания народа, когда силовые структуры бессильны решить что-то кардинально.

– Средневековье, – заключил Старогоров. – Нельзя этому потакать.

Но полковник Кирпичников уже уловил здравое зерно в рассуждениях капитана. И мысли Радимова полностью соответствовали мыслям полковника. Даже в том случае, если капитан не мыслил так, как предполагал Владимир Алексеевич, даже если он в своей мысли остановился только на допустимости адата как орудия в борьбе с терроризмом, полковник получил верное направление своей мысли. И если раньше в нем только в глубине подсознания жило желание оказать сопротивление испытаниям микрочипов, то в данном случае он понял конкретно, что сопротивляться этому следует. Но делать это необходимо осторожно и аккуратно, чтобы и себя не подставить, и не доставить неприятностей генералу Апраксину.

– Средневековье средневековьем, – сказал Кирпичников, – но имеем ли мы право вот так вот напасть на человека только потому, что он лежит там с «Винторезом»? Мы даже не знаем, кого он дожидается. Может быть, наши объекты, может быть, кого-то из второй пары. А понять этого человека тоже можно. Вот, скажем, Станислав Юрьевич, твоего сына кто-то убил бы. Ни в чем не повинного мальчишку. И убийце дали бы срок только за хранение оружия. Ты не стал бы сам уничтожать его?

Старогоров промолчал. Видимо, задумался и не сумел соврать, а честно ответить не захотел, потому что это было бы согласием с противоположной стороной. Но майор, видимо, судил так, как обычно судят все: мое – это мое, а чужое – это чужое. Пусть чужое творится по обстоятельствам, которые называют законом, а свое я должен творить сам.

– Вот так, возможно, и с тем человеком.

– Но если он уничтожит наш объект? – Старогоров нашел, за что зацепиться. – Это грозит срывом испытаний.

– Выпускают четверых. У нас только двадцать пять процентов на то, что уничтожать будут именно наш объект. Но и в этом случае испытания провалены не будут, потому что у нас еще есть два вживленных микрочипа: у второго бандита и у тебя.

– А если и со вторым бандитом что-то случится? – спросил Вельчанинов, кажется, склоняющийся к точке зрения Старогорова. – А если этот «Винторез» двоих застрелит? Мы потеряем возможность выйти на банду Газалиева. Это реально. Скорострельность «Винтореза» позволяет это сделать, если только второй бандит не среагирует правильно. А их этому не учили. Редко кто может правильно среагировать на снайпера, не имея за плечами систематической школы... С чем мы тогда рискуем остаться?

– Да, есть риск, – согласился Кирпичников. – Можете обвинить меня в саботаже, но я предпочитаю рискнуть, и этот риск кажется мне оправданным. Это приказ. Кроме того, к Абдулмуслиму ведет и другой путь...

Вельчанинов не ответил – может быть, тоже просчитал новый вариант, а может быть, решил положиться на Кирпичникова. При этом сам Владимир Алексеевич отдавал себе отчет в том, что очень хотел бы, чтобы человек с «Винторезом» поджидал одного из бандитов с вживленным микрочипом. Это было бы ударом по проекту профессора Огурцова, при этом отнюдь не мешая операции «Проект «Андроид», основной целью которой полковник видел не официально поставленные задачи, а полное уничтожение банды террористов во главе с амиром Абдулмуслимом Газалиевым. Выстрелит человек с «Винторезом» один раз – одним бандитом станет меньше. Это, конечно, автоматически означает, что и одной нитью, ведущей к банде, станет меньше. Если выстрелит дважды – меньше станет уже двумя бандитами, и обе нити оборвутся. Но вместе с тем появлялась и иная нить, не ожидаемая раньше и не проработанная оперативным отделом до тонкостей, но тем не менее вполне реальная и живая. Эта нить – человек с «Винторезом». Если он уничтожает одного из членов банды или даже сразу двух, он, вне всякого сомнения, знает много и о банде – хотя, наверное, не может добраться до самого амира. В одиночку это сделать тоже можно, хотя слишком сложно. Но естественно предположить, что Абдулмуслим у человека с «Винторезом» стоит на очереди. И в стремлении свидеться с Газалиевым ему не грех помочь. Даже обязательно стоит помочь...