покинули столицу, а о. Илиодор остался, хотя было как раз наоборот, не знает, что аудиенция в конце концов состоялась, и вообще описывает депутацию в таких выражениях, которые никак не могли относиться к тщательно отобранным и получающим большие деньги волынским членам Государственной думы: «Все они, земляки Илиодора, принадлежали буквально, я не преувеличиваю, к оборванцам. Некультурные, малограмотные люди». Скорее всего, Герасимов путает своих гостей с какой-то другой депутацией, связанной с о. Илиодором и приехавшей, действительно, из Царицына, когда священник жил уже там, то есть не ранее 1908 г.

Мемуарист впадает в ошибку и тогда, когда приписывает организацию депутации Дубровину. Задумал ее о. Илиодор, а Дубровин лишь содействовал. Наконец, последний, разместивший волынских депутатов в собственном доме, никак не мог просить Герасимова приютить их, так что и вся дальнейшая история депутации в изложении мемуариста не выдерживает критики.

Зато главе депутации Герасимов дает меткую характеристику и очень точно передает его политические взгляды. Наслышанный об о. Илиодоре от недавно погибшего градоначальника В. Ф. фон дер Лауница, он «с большим интересом» изучал своего гостя:

«Он произвел на меня впечатление фанатика, почти нервнобольного человека: худой, кожа да кости, с небольшой реденькой черной бородкой, с блестящими глазами, горячей речью. В разговоре он все время сбивался на тон оратора, пересыпая свою речь цитатами из Священного Писания. Он несомненно должен был импонировать нерным людям, но на спокойного и рассудительного человека он не мог произвести большого впечатления. … Государственную думу Илиодор ненавидел с бешеной злобой и совершенно серьезно говорил о том, что нужно бросить бомбу в левую часть Государственной думы».

Докладывая П. А. Столыпину об этом разговоре, Герасимов заключил, «что эту депутацию ни в коем случае нельзя близко подпускать к царскому дворцу», с чем министр «вполне согласился».

Долго о. Илиодор не мог найти понимания и у других высокопоставленных лиц.

«Пошел я к одному чиновнику высокому, к другому. Оказывается, к Царю нельзя идти. Один сановник сказал, что если правых крестьян пустить к Царю, то нужно и левых пускать, а они могут бомбу бросить в Государя. Я говорю, что левые и проситься не будут; напрасно их опасаться. Сановник с этим не согласился.

Другой чиновник, правитель дел канцелярии первого министра Столыпина, сказал, что Царь — человек благородный и в Великом посту принимать крестьян не будет. Я об этом сказал депутатам своим, они очень обиделись и сказали: „что же мы какие разбойники, что ли, что нас нельзя представить Государю в Великом посту; ведь других же представляют?“».

Наконец, 28.III волынские крестьяне письменно попросили приема у самого Столыпина и через три дня были приняты. Выслушав их, министр пообещал устроить им аудиенцию. Вероятно, смягчился, увидев, что перед ним вовсе не «оборванцы».

Наконец-то о. Илиодор подошел к своей цели — оказаться лицом к лицу с Царем! Взамен старого проекта петиции священник якобы по крестьянской просьбе составил новый. Этот документ начинался со злобы дня — просил об удалении из Думы бунтовщиков:

«Заявляем Тебе, Великий Государь, попросту, по-крестьянски, что с такими людьми работать на благо дорогой родины никак не возможно. Поэтому всю надежду возлагаем на Тебя и верим, что Ты Своей Державной Властью прекратишь это неестественное положение вещей и на будущее время повелишь быть около Тебя людям, только Тебе преданным, в Бога верующим и русский народ любящим».

После краткой преамбулы следовала программа реформ, которую о. Илиодор рекомендовал Государю, так сказать, инструкция по управлению Россией. Основные положения совпадают со старым проектом. Вот они:

1) господство православной веры;

2) поддержка духовенством народа и наказание переметнувшихся налево архиереев и иереев;

3) декларация неограниченного самодержавия;

4) облегчение крестьянского малоземелья;

5) изъятие природных богатств из рук инородцев;

6) уменьшение пьянства;

7) помощь голодающим;

8) принятие мер против развращения рабочих;

9) устройство по селам банков мелкого кредита;

10) ограничение евреев в их правах;

11) расширение сети церковных школ, введение в их программу ремесел и сельскохозяйственной науки;

12) наказание неверных министров;

13) патриотическое воспитание в духовной и светской школах;

14) дешевизна и быстрота судопроизводства, давление на суд, чтобы он не оправдывал преступников;

15) ограничение свободы печати и слова;

16) смертная казнь для самых тяжких преступников;

17) увольнение чиновников, не разделяющих монархических идеалов.

В целом вся программа представляет собой квинтэссенцию чисто мужицких представлений о. Илиодора о государственном управлении и пронизана наивной уверенностью, что реформы совершаются в одночасье по первому же царскому слову. Ярче всего безграмотность автора проявилась в вопросе о судопроизводстве. Призывая адресата запретить судьям оправдывать преступников, о. Илиодор, очевидно, не имел понятия о принципе независимости суда.

Новый проект получился гораздо благоразумнее старого: исчез преступный призыв санкционировать самосуд, исключено требование принудительного отчуждения частновладельческих земель и вообще земельный вопрос смиренно отдается на усмотрение Государя, отсутствуют просьбы уволить придворных-инородцев и полностью избавить народ от евреев, а требование, чтобы чиновники обязательно вступили в «Союз русского народа», выражено обиняком: «Всем чиновникам, властям грозно повели служить Тебе верой и правдой, нас не обижать и стоять под знаменем „Вера, Самодержавный Царь и Русская Народность“».

Главное же отличие от старого проекта заключается в том, что если «Когда же конец?» призывает Государя определить отношение к «Союзу русского народа», то новый проект — определиться в отношении к самодержавной власти. Причем если в прошлый раз адресату предоставлялся выбор, то сейчас прямо декларируется, что у Царя выбора быть не может и он обязан быть монархистом уже в силу своего звания.

О. Илиодор призывал адресата провозгласить незыблемость самодержавной власти, всенародно подтвердив слова, сказанные ранее двум другим депутациям.

23. XII.1905 Государь принял депутацию «Союза русского народа» во главе с Дубровиным и П. Ф. Булацелем и фактически одобрил деятельность Союза, сказав им: «Объединяйтесь, русские люди, я рассчитываю на вас».

16. II.1906, принимая другую, менее представительную монархическую депутацию, Государь произнес знаменательные слова: «Передайте всем уполномочившим вас, что реформы, которые Мною возвещены Манифестом 17 октября, будут осуществлены неизменно, и права, которые Мною даны одинаково всему населению, неотъемлемы; Самодержавие же Мое останется таким, каким оно было встарь».

Ныне, по мнению о. Илиодора, пришло время пополнить эту коллекцию новым словом, самым определенным, сказанным не в узком кругу, а во всеуслышание. Противоречивому государственному строю, установившемуся после 17 октября 1905 г., действительно недоставало такой декларации, но она, очевидно, не входила в расчеты Николая II.

Кто же надоумил о. Илиодора так ловко переработать старый проект, чтобы исключить из него все заведомо неприемлемые положения и придать волынской депутации преемственность от депутаций зимы 1905–1906 гг.? Вероятно, те, кто слышал ранее сказанные Государем слова о самодержавии и жаждал услышать их вновь.

Прочтя адрес, волынские