гнетом — в столице и на родине. Здесь угрожали им, там их семьям. В таких условиях спасовал даже награжденный Георгиевским крестом Гаркавый. Похваляясь направо и налево, что его подопечные готовятся «крестьянской мозолистой рукой повернуть руль государственного корабля», о. Илиодор переоценил и их силы, и собственные.

О. Илиодор провел в Петербурге два месяца — с 17.II по 13.IV. Весь этот период, за исключением 10-дневной болезни, был богат на события. Помимо наставления волынских депутатов, нашлось множество других дел.

По приезде он узнал, что уволен от редакторства «Почаевских известий», и сразу бросился к «своим судьям».

Прежде всего о. Илиодор посетил митрополита Санкт-Петербургского Антония, первенствующего члена Св. Синода. Здесь священника ждал выговор. «Вы призываете к кровавому самосуду, — сказал преосвященный. — Так пастырю делать нельзя! Вы призываете избивать крамольников! А где они? Царь их не указал!». Объясняя горячность о. Илиодора его молодостью, владыка Антоний, «как старший брат», посоветовал собеседнику бросить свою деятельность. Кроме того, запретил ему проповедовать в Петербурге.

Посетил о. Илиодор и другого преосвященного, архиепископа Финляндского Сергия, бывшего ректора Санкт-Петербургской духовной академии, который еще должен был помнить своего недавнего студента. Поэтому священник надеялся найти здесь заступничество, но не тут-то было. Владыка Сергий тоже сделал своему посетителю выговор: «Вы слишком резко выражаетесь; в статье, в которой вы предлагаете повесить графа Витте, вы прямо-таки смакуете смертную казнь. Так нельзя. Граф Витте — не враг России; он ничего не сделал худого; это на него налгали черносотенцы. Потом, вы призываете к убийствам. Разве у нас теперь война идет? Да и на войне с внешними врагами убивать людей грешно!».

Третьим «судьей», которого посетил о. Илиодор, был обер-прокурор Извольский. «…меня крайне интересовало, — писал священник, — по каким это побуждениям „око“ Самодержавного Государя могло решиться на гонение, на преследование защитника Самодержавия Императоров Русских…». «Око», во-первых, попыталось разъяснить собеседнику преступность его идей: «До тех пор, пока существует законное Правительство, вы не имеете права призывать народ к насилию», а затем упрекнуло его за угрозы по адресу лиц, якобы задумавших покушение на его монастырь. При этом у Извольского вырвалась фраза, особенно неуместная в устах лица, служащего по духовному ведомству: «Ведь Лавру еще не взорвали».

Тем временем единомышленники о. Илиодора, узнав о его увольнении, забили тревогу. Св. Синод получил ходатайства от нескольких монархических организаций и частных лиц. Особенно выделялось прошение из Киева с 397 подписями. Ходатаи писали, что о. Илиодора следует не уволить, а, наоборот, наградить.

Одновременно мобилизовал свои силы почаевский Союз, представив преосвященному Антонию более тысячи прошений от сельских отделов в защиту о. Илиодора. Ко владыке Антонию обратились и тамбовские союзники: «Тамбовский Союз русских людей, высоко чтя заслуги иеромонаха Илиодора в борьбе с [?] и крамолой, молит ваше высокопреосвященство оказать справедливую защиту выразителю истинных чувств Русского Народа и бесстрашному поборнику Православия».

Один из лидеров «Союза русского народа» Г. В. Бутми на страницах «Веча» предсказывал гонителям почаевского монаха, что когда-нибудь они будут нуждаться в его услугах перед лицом «справедливо негодующего народа». «Вы будете звать, как спасителя, иеромонаха Илиодора, чтобы он своей христианской проповедью смягчил вашу участь, во всяком случае незавидную. Но поспеет ли вовремя, при всем усердии, смиренный монах из далекого заточения, которое вы ему теперь уготовляете?».

«Русское знамя» напечатало заметку анонимного читателя, выражавшего глубокое негодование по поводу увольнения редактора «Почаевских известий». «Впрочем, хорошо уж и то, что иеромонах Илиодор только „устранен“, а не сослан на каторгу за свою деятельность в пользу Православия, Самодержавия и Русского Народа».

Главными же защитниками о. Илиодора стали преосвященный Волынский Антоний, чей рапорт Св. Синоду 28.II.1907 о «пылком и очень болезненном юноше 26 лет» уже цитировался ранее, товарищ обер-прокурора Синода Рогович и преосвященный Финляндский Сергий.

Поначалу «Биржевые ведомости» писали, что «дела о. Илиодора не так скверны» и хлопотами покровителей он даже получит повышение — «или место викарного епископа или, в худшем случае, настоятельство в каком-либо большом монастыре». Затем «Речь» сообщила, что «дело иеромонаха Илиодора окончилось полным оправданием». На самом деле определением 17.III — 6.IV Св. Синод отклонил ходатайство преосв. Антония.

Не находя понимания у высокопоставленных начальников, о. Илиодор апеллировал к общественному мнению. Свою горечь он выразил в статье «Можно ли говорить правду». Перебирая упреки, полученные от начальства за полтора года своего служения, о. Илиодор доказывал, что всюду, и в Ярославле, и в Почаеве, был гоним за правду. Осторожно, обиняками, автор говорит, что он, как монах, должен слушаться только Бога, имея «право и даже обязанность идти даже и против начальников, изобличая их измену, предательство или просто-напросто заблуждение». О. Илиодор отметил, что его, защитника самодержавной власти, гонят «по Указу Его Императорского Величества». Это намек на шаблон определения Св. Синода: «По Указу ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА Святейший Правительствующий Синод слушали:» и т. д. Вот где измена-то!

Только в одном абзаце раздражение автора против начальства прорывается наружу, когда он упоминает о тщетной просьбе 15 тыс. человек оставить его в Ярославле. «Правящая Церковь и не подумала услышать вопль народный! Другое дело, если бы просьба шла от крамольников, тогда бы кое-кто заходил прямо-таки на задних лапках», — пишет как будто уже не о. Илиодор, а расстриженный Сергей Труфанов.

Доведя изложение своих страданий за правду до бесед с тремя «судьями», о. Илиодор приходит к следующему выводу: «Из этого я заключаю, что говорить правду теперь нельзя, а надо говорить и я буду говорить, потому что не могу не говорить, а моим судьям Бог судья!». Этот поток тавтологий означал, что повиноваться неправедному начальству автор не желает.

Но главный ответ был впереди. 25.III «Вече» напечатало огромную статью о. Илиодора «Мое оправдание перед высокими судьями», переполненную восклицательными знаками.

«Душа моя скорбит, дух смущен, сердце кровью обливается не от гнева, а от глубокой сильной скорби. Пред кем же я изолью свою скорбь, кому поведаю о своей печали? — Отечество дорогое! — пред Тобою! Родной мой многострадальный народ! — Тебе! За любовь к вам меня гонят и уже почти привели к могиле… Что я сделал своим гонителям и притеснителям? Почему они на меня так ополчились? С самых первых шагов моей деятельности, направленной ко благу Церкви Святой и Отечества, они меня не перестают преследовать! …

Меня осудили! Осудили за любовь к Родине дорогой, к многострадальному Русскому народу, к Православной Церкви Христовой, к спасительному Самодержавию Российских Императоров! Когда меня судили, то не потребовали у меня объяснения, не заглянули в мою скорбную душу, но осудили меня только за одну букву!».

За этим предисловием следовала пространная автоапология, построенная в виде ответов на выговоры, полученные от архипастырей и Извольского. Шаг за шагом о. Илиодор доказывал свое право как священника проповедовать радикальные политические взгляды.

Острота