К дверце пришлось применить силу, вода пролилась на пол, а белье она отжимала вручную в тазу. Мастер ничего не смог сделать – машине пришел конец! Все это, вместе взятое, выбило ее из колеи, а пострадал кускус – впервые за пятнадцать лет.

Она не просыпалась по ночам, но с тех пор как близнецы и внуки приехали в гости на уик-энд, Жюль два раза начинал плакать, потеряв соску. Эжени не одобряла соску, ее сыновья не знали этого приспособления. Кристиан сосал пальчик, Ален – ухо плюшевого кролика, а когда мальчику исполнилось три года, она выбросила игрушку. Ален повсюду искал любимца, и Эжени сказала, что Дуду[73] вернулся в лес, к мамочке. Кролик вонял, несмотря на многочисленные стирки, а Алену пришла пора взрослеть. Ночью Эжени едва не отправилась к соседскому мусорному баку, где упокоился лопоухий в целлофановом пакете, но Арман потребовал выполнения супружеского долга, а потом она уснула, и разбудил ее в пять утра отъезжавший мусоросборщик. Дуду отправился в последнее путешествие.

Время прошло слишком быстро. Эжени очень уставала, мало спала, много работала по дому, дети болели. Если один подхватывал ветрянку, два дня спустя в постель отправлялся второй. В жизни Эжени выдалось всего несколько счастливых воскресений. А сыновья росли, как два фруктовых дерева, посаженных Арманом в саду в день их рождения.

Она дала им всю необходимую заботу и внимание – но не нежность. Эжени так и не научилась всем этим поцелуйчикам и ласковым словам. Она не умела любить, вкладывая любовь во все свои жесты, как солью сдабривают еду. Иногда другие перебарщивают с тем и другим.

И все-таки, когда они возвращались из школы, голодные, как два чертенка, ей хотелось задушить их в объятиях, проглотить, но она ни разу не позволила эмоциям взять над собой верх. Она, фермерская дочка, старшая из семи детей, должна была проявлять заботу, пряча свою холодность. «Единственный парень в семье», как называл ее отец. Вьючное животное, умевшее делать все: готовить, мыть, чистить, обстирывать, заботиться о младших, скотине и тракторе. Но не обнимать и не целовать.

У Эжени так и не получилось полюбить сыновей, ее сердце осталось холодным, но с рождением внуков случилось что-то волшебное: еще чуть-чуть – и дело дошло бы до сюсюканья.

Проснувшись, она не услышала рядом его дыхания. Протянула руку и нащупала холодную подушку. Она открыла глаза в темноте. Зажгла ночник. Прищурилась: будильник показывал час ночи.

Она надела носки – всегда ненавидела ходить босиком – и спустилась на кухню попить воды. Не из-под крана – боже упаси пить хлорированную дрянь! – минералки, причем не из горлышка, а из стакана. Эжени относилась к числу женщин, которые украдкой протирают стакан тыльной стороной ладони, когда едят не дома, пусть даже это случается раз в год, на торжественном обеде на заводе Армана.

Перед уходом с кухни она бросила осуждающий взгляд на стиральную машину.

Они с Арманом встретились на балу. Он подошел и пригласил ее на танец, а она решила, что это ошибка: вряд ли такой мужчина хочет закружить в объятиях такую, как она. Эжени была в платье, подаренном отцом на двадцатилетие. Ее первое платье, красное в белый горох. В жизни Эжени не было места женственности. Несколько раз она пыталась накраситься, но кожа отвергала макияж, делая лицо вульгарным. Она всегда знала, что Арман лучше нее во всех отношениях. Он очень красивый мужчина, она – «пресная» женщина, он умен, она необразованна, он не силен по части работы руками, она может починить все на свете, он не слишком любезен, она в душе сама доброта. В конце концов Эжени поняла, что на балу он выбрал ее, потому что она была из тех, кто не задает вопросов. Хранят молчание. Никогда не «достают» мужчин.

В день свадьбы она горделиво опиралась на его руку и почти жалела, что у нее нет подруг, которые наверняка обзавидовались бы, глядя на них. Увы, первая брачная ночь стала для Эжени жестоким потрясением, она оказалась не готова, потому что не знала, что и как следует делать. Да, она видела случку разных животных, но не их боль. Мать дала ей единственный совет: «Хочешь быть хорошей женой, исполняй все просьбы мужа». Той ночью Арман в буквальном смысле «разорвал» ее и продолжал каждый вечер, пока ее мышцы не привыкли, перестав причинять боль.

Да, не зря говорят: «Красоту в суп не положишь», но почему тогда страдают и те, кто не слишком хорош?

Мальчиков Эжени рожала так тяжело, что сразу решила: «Это в последний раз…» – и больше у нее детей не случилось. По правде говоря, ей не нравилось быть матерью.

Позже, благодаря телевизору и глянцевым журналам, Эжени узнала, что, занимаясь любовью, можно получать удовольствие, и подумала: «Это для других, тех, кто покрасивее…» Как-то раз, листая «Историю О», полученную от соседки вместе с другими романами, она открыла для себя мастурбацию и полюбила ночи рядом с мужем, своим «большим мужчиной».

У нее была одна-единственная подруга, Фатиха Хасбеллауи. Они познакомились, когда работали у деревенского доктора, а близнецы были подростками. Кухарка и кастелянша Фатиха жила в доме, в отдельной комнате над консультацией. Она научила Эжени готовить кускус с морепродуктами и хохотала, лакомясь корн де газель[74], над историями, привезенными из Алжира. Эжени считала, что те три года были лучшими в ее жизни. Больше всего она любила по утрам пить чай на кухне и слушать рассуждения Фатихи о мужчинах, женщинах и «тамошней» жизни. На этих словах она выразительно опускала глаза и делала движение, как будто собиралась исполнить танец живота. С Фатихой они беседовали на «женские темы». Подобных разговоров она никогда не заводила в школе с девочками, потому что вела себя как мальчишка. Фатиха затрагивала темы любви, секса, страха, контрацепции, чувств и свободы без малейшего стеснения.

К сожалению, врач больше всего на свете любил солнце и уехал жить на юг Франции, забрав с собой Фатиху. Эжени с радостью последовала бы за ними – врач ей это предложил, она поговорила с Арманом, и тот рассмеялся ей в лицо: «И на что мы будем там жить? На твое жалованье горничной?» Эжени надолго погрузилась в отчаяние и беспросветное одиночество. Больше на работу она не нанималась. На текстильный завод давно не требовались рабочие, по вполне понятной причине – большую часть ширпотреба делали теперь на Тайване.

Фатиха всегда поздравляла ее с Новым годом, и она отвечала веселым тоном, но до рождения внуков