как он моет-чистит-убирается. Она говорит: «Никогда не поймешь, что ты тут наделал…»

Арман решил повеситься в комнатушке, где их застукал Ален. Потолок там высокий, а дверь запирается – единственная в доме. На этот раз он не забудет. Прикнопит записку с предупреждением: «Не входите, пока не вызовете полицию!» – и повернет ключ в замке.

В садовом сарае, на большой зеленой лестнице, намотана прочная веревка. Арман идет туда, но не по прямой – делает вид, что разглядывает свои плантации, уверенный, что Эжени наблюдает из окна на втором этаже. Арман старается не смотреть на велосипед, он слишком сильно любил его и не желает прощаться, разматывает веревку, опускает в мусорный мешок и прячет его под широкой зимней курткой.

Он открывает дверь чулана, зажигает фонарь и направляет луч вверх, потом, стоя на стремянке, несколько раз раскачивает веревку, пока она не обвивается вокруг главной балки, и надежно закрепляет ее, после чего берется вязать висельный узел, что оказывается непростым делом. В детстве близнецы увлекались фокусами и фальшивыми узлами из галстуков. Секрета Арман так и не узнал, поэтому вязать умеет только настоящие узлы.

Он возвращается на первый этаж. Времени у него немного. Эжени и дети уснули у телевизора. Арман слышит шаги торговца песком. Дети всегда хотят смотреть одну и ту же кассету. Он приподнимает сифон, ищет прядь волос Аннет, которую спрятал в шкафу, в конверте из Казначейства, достает его и кладет в карман.

Арман пишет предупреждение на листке из блокнота для продуктовых списков: «Не входите. Вызовите полицию». Откусывает кусочек скотча и уже собирается подняться в чулан, но тут замечает, что к дому подъехала полицейская машина. Откуда они взялись? Ему это снится? Бред какой-то? Офицеры вошли в сад.

Черт, что им нужно? Кажется, они спорят? Одного Арман знает в лицо, он почти его ровесник, деревенский парень по фамилии Боннетон. Его напарник тянется к кнопке звонка. Нет. Нельзя. Эжени и дети проснутся.

Он комкает записку, запихивает ее в карман, открывает дверь и оказывается лицом к лицу с непрошеными гостями. Аджюдан Боннетон отдает честь и говорит:

– Здравствуйте. Мсье Неж?

Странно, Боннетон прекрасно знает, кто он такой.

– Да, – отвечает Арман.

– У ваших сыновей Кристиана и Алена Неж есть автомобиль «Рено» с зарегистрированным номером 2408 ZM 69?

Глава 68

После смерти Люсьена Элен ни разу не была в кафе папаши Луи. Она просто не смогла бы туда зайти. Тридцать лет спустя, вернувшись в Милли, чтобы по собственному желанию закончить там свои дни, она не захотела даже пройти мимо и попросила Розу сразу отвезти ее в «Гортензии».

Люсьен и Элен могли раз сто продать это заведение, совершенно немодное в конце семидесятых с его старым музыкальным автоматом, мебелью из пятидесятых, потемневшим паркетом и помутневшими стеклами, но всегда находился предлог не расставаться с ним, в том числе – и в первую очередь – из-за малыша Клода.

В семидесятых открылись более современные заведения. Пивные с большими окнами, белой плиткой на полу, пластмассовыми стульями и игровыми автоматами с видеоиграми для молодняка. В прокуренных залах звучала музыка британских рокеров, а не Брель с Брассенсом, которые вполголоса беседовали весь день с Люсьеном – «призраком», курившим «Житан» за стойкой бара.

Клод владел кафе до 1986-го. В самом конце из всех посетителей остались несколько стариков, заходивших выпить вина до десяти утра.

Потом кафе превратилось в медицинский кабинет, и там несколько лет принимал терапевт. Он работал на первом этаже, а жил на втором, в отремонтированной квартире. Вторая отводилась прислуге.

Элен понравилось, что место кафе заняла медицинская консультация, она считала, что это почти одно и то же. «Идет человек в кафе или к доктору, он ищет снадобье от одиночества», – говорила она.

Потом врач уехал, замены ему не нашлось, а Клод, влюбившийся в его служанку, уехал из Милли вместе с ней.

Кафе папаши Луи снесли в начале девяностых, чтобы построить социальное жилье… которое так и не построили.

* * *

В октябре 1986-го Клод привез Элен несколько коробок с ее личными вещами. В тот момент ей было шестьдесят девять лет, она жила в Париже и уже десять лет работала у «Франка и сыновей»[76] на улице Пасси помощницей швеи.

Тринадцать женщин трудились на восьмом этаже большого магазина, в светлой мастерской с видом на улицу Пасси, откуда ей, правда, никогда не удавалось разглядеть чайку. Она занималась подгонкой готовой одежды и туалетов высокой моды, которые потом гладили и упаковывали в шелковую бумагу. Сотрудницы сидели вокруг большого стола и шили – на руках или на машинке, в зависимости от работы, которую требовалось произвести.

Элен была счастлива, долго не хотела уходить, и заведующий не увольнял ее до шестидесяти восьми лет. Жила она в XVI округе, в двух шагах от магазина, и часто навещала прежних коллег.

Квартиру ей предоставила графиня, обитавшая на улице де ла Помп, денег она не платила, но обшивала аристократку и трех ее дочерей. Они выбирали ткани и модели, а Элен претворяла их в жизнь.

Клод в лифт не сел, пошел по лестнице на четвертый этаж и в дверь стучал с колотящимся сердцем – не столько из-за нагрузки, сколько от предвкушения встречи с Элен.

Она открыла дверь, и Клод почувствовал запах воска и бумаги. В лице Элен ничего не изменилось, разве что появились очки, и была она не в платье, а в брюках. А еще Элен стала совсем седая. Они долго не размыкали объятий.

Клод рассказал ей о Фатихе, выкупившей кафе папаши Луи, красавице-алжирке, чьей главной отличительной чертой была смешливость. Элен сказала, что имя «Фатиха» напоминает ей название красивой песенки.

Оставшуюся часть дня они пили чай – Элен наполняла чашки каждые десять минут и читала Клоду из разных книг, напечатанных не на Брайле. Она выбирала наугад из своей скромной библиотеки, открывала на первой попавшейся странице и говорила: «Слушай! Сегодня ты слушаешь, а я читаю!»

Элен долго посещала сеансы логопеда, и он справился с ее дислексией.

Говорила она излишне громко и так четко артикулировала, что не понять ее было бы невозможно. Клод едва не расплакался, так его растрогала детская горделивость Элен.

Прощаясь, она сказала, что ей не терпится присоединиться к родителям и Люсьену, чтобы сделать им сюрприз.

Глава 69

Каждый год, 6 октября, бабуля кладет цветочный венок к подножию дерева, убившего ее детей. 5 октября ей доставляют белые