Когда волшебник ввел Лагина в мастерскую, у того едва не отнялся язык от восхищения и удивления. Столы и полки шкафов были уставлены невиданными бутылями и коробами. Рядом с бутылями стояли удивительные вещи, о назначении которых Лагин не мог даже догадываться.

Он стоял посреди мастерской и чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Ему здесь понравилось все – даже запах.

Тем временем Гербериус вынул из глиняного кувшина, стоявшего на столе, увядший цветок розы, показал его Лагину и спросил:

– Что ты думаешь об этом цветке, юноша?

– Я думаю, что этот цветок увял и ему самое время отправиться в мусорное ведро, – ответил Лагин.

Волшебник усмехнулся, поднес цветок к губам и легонько на него дохнул. Прямо на глазах у Лагина лепестки розы наполнились жизнью и заблагоухали.

– Все знают, что жизнь – это чудо, – сказал Гербериус, задумчиво глядя на цветок. Затем провел над цветком ладонью, и лепестки розы снова потеряли упругость и свежесть. – Но немногие понимают, что смерть – это тоже чудо. Не менее удивительное, чем сама жизнь.

Лагин, во все глаза глядя на цветок, взволнованно сглотнул слюну.

– Значит, твое искусство способно оживлять мертвых? – севшим от волнения голосом спросил он.

– Я вернул цветку жизнь всего на мгновение, – ответил Гербериус, – а на то, чтобы научиться это делать, у меня ушли десятилетия. Стоит ли после этого считать меня чародеем?

Волшебник взглянул на Лагина из-под нахмуренных бровей и изрек:

– Ты сказал, что путь твой окончен, а между тем он только начинается. Люди умеют делать смерть из жизни. Я же научу тебя делать жизнь из смерти. Готов ли ты ступить на путь науки?

– Да, учитель! – выдохнул Лагин, глядя на цветок.

– Путь этот будет тяжел. Тебе придется от многого отказаться.

– Я готов!

Гербериус положил цветок на стол, затем придвинул железный литой подсвечник с торчащей из него сальной свечой, щелкнул пальцами, и фитилек свечи запылал.

– Поднеси ладонь к пламени, – потребовал он.

Лагин сделал, как велел волшебник.

– Ближе! – сказал Гербериус.

Лагин поднес ладонь ближе, но тут же отдернул ее снова.

– Я не разрешал тебе убирать руку, – строго проговорил Гербериус. – Если хочешь, чтобы я тебя учил, слушайся меня. Поднеси ладонь к пламени свечи.

Лагин снова поднес ладонь к язычку огня. Острая боль пронзила его ладонь, но на этот раз он не отдернул руку.

– Зачем ты пришел ко мне? – спросил Гербериус, глядя ему в глаза.

– Я хочу постичь тайны мироздания, – выдохнул Лагин.

Ладонь его горела огнем, пот ручьями струился по лбу и бледным щекам.

– В тебе говорит гордыня? – спросил Гербериус.

– Я… не знаю.

– Зачем ты пришел? – повторил свой вопрос волшебник.

– Я хочу… Хочу, чтобы люди перестали умирать!

– Зачем тебе это?

– Если в мире не будет смерти, мир станет лучше. Я хочу, чтобы он стал лучше.

Губы Гербериуса дрогнули, но он не рассмеялся, а посмотрел на Лагина с величайшей серьезностью:

– Твое желание похвально. Но оно противоречит Божьему промыслу.

– Почему?

– Этот мир не может стать лучше, потому что в основе его лежит грех. Ты можешь убрать руку от пламени, юноша.

Лагин поспешно отдернул руку и взглянул на ладонь. Он ожидал увидеть сильнейший ожог, но ладонь была чиста и ничуть не повреждена.

Тем временем Гербериус поднес свою руку к язычку огня, и язычок послушно перебежал с фитиля на его широкую и мозолистую, словно у ремесленника, ладонь.

– Во всем, что ты видишь, нет никакого волшебства, – сказал Гербериус. – Чудо – это знание. Бог создал мир, чтобы мы познавали его. Узнаешь, как мир устроен, – научишься им повелевать.

Он щелкнул пальцами, и огонек взмыл в воздух, превратившись в огненного мотылька. Мотылек немного покружил по комнате, затем выпорхнул в открытое окно и исчез. Гербериус взглянул на удивленного Лагина.

– Я возьму тебя в ученики, – сказал он. – Но если ты меня ослушаешься, хотя бы раз, я вышвырну тебя на улицу.

Лагин облизнул пересохшие губы и робко уточнил:

– Как ты вышвырнул того юношу, которого я встретил у твоего дома?

Гербериус кивнул:

– Да. Я научу тебя многим полезным вещам. Но прежде запомни: если наметил себе цель, не отступайся и иди до конца. Даже если цель стала казаться тебе слишком призрачной или неправильной – продолжай свой путь. Ты никогда не знаешь, куда заведет тебя дорога. Но ложное движение лучше праведного покоя.

В тот же вечер Лагин встретил наглого оборванца на рыночной площади. Тот сидел на каменных ступенях и ел финики. Он по-прежнему был одет в грязное тряпье, но поверх тряпья красовалось роскошное лазоревое корзно с ярко-алой подкладкой.

Увидев проходящего мимо Лагина, оборванец окликнул его и спросил:

– Я слышал, Гербериус взял тебя в ученики? Правда ли это?

– Это правда, – ответил Лагин.

Оборванец плюнул финиковую косточку под ноги Лагину и нагло заявил:

– Гербериус – грешник. Пути Бога и науки расходятся.

– Значит, я родился, чтобы соединить их, – сказал на это Лагин.

Несколько секунд оборванец с интересом разглядывал его, затем усмехнулся и изрек:

– Что ж, если у тебя получится, ты станешь величайшим ученым мужем на свете. Ты, конечно, болван и достоин хорошей порки, но я желаю тебе успеха.

6

Из задумчивости Лагина вывел резкий голос Глеба:

– Тише! Замрите!

Лагин, Диона, Прошка и Хомыч остановились. Лагин прищурил близорукие глаза и увидел нечто удивительное. Между ними и Глебом, перекрыв тропу, висело прозрачное, подергивающееся облако.

– Что это? – спросил Лагин.

– Не знаю, – ответил Глеб. – Диона, что это за гадость?

– Я никогда прежде такого не видела, – откликнулась девушка.

Облако продолжало висеть поперек тропы. Оно было не больше полутора метров в диаметре, почти полностью прозрачное, словно сделанное из жидкого стекла или подвижного прозрачного газа, и лишь в самой сердцевине слегка туманное.

Лагин смотрел на облако, как зачарованный. Он вдруг сунул руку в котомку и шагнул навстречу облаку.

– Что ты делаешь? – сердито спросил Глеб.

– Я хочу взять пробу, – ответил ученый муж.

– Пробу? Забудь. Не вздумай к нему приближаться.

– Почему?