– Все это, должно быть, очень тяжело, – сказала Лорен. – Простите, если наговорили слишком много. Просто мы столько лет наблюдали за историей этого чудесного человека и надеялись, что однажды увидим ее завершение. Анна, это просто удивительно, что вы здесь. Мы с Грегом надеялись, что вы приедете ради Уэстри, но с годами надежда угасла…

Я смотрела на блокнот у себя в руках и пыталась все осознать.

– А Уэстри? Где он сейчас?

Лорен забеспокоилась:

– Точно не знаем. Он уже лет пять не приезжает. Мы боимся, что он мог…

Грег положил руку на ладонь Лорен, словно попросил ее замолчать:

– Я думаю, сначала вам надо прочитать его письма. Может, в них есть какой-то намек.

Я встала.

– Спасибо. Спасибо вам большое за все. Мне нужно возвращаться. Внучка заждалась.

Лорен подошла ко мне поближе:

– Давайте мы проводим вас до отеля, мисс Келлоуэй.

Я покачала головой:

– Спасибо, доберусь сама.

Я спустилась по ступенькам, вышла на пляж и поспешила назад – быстро, насколько позволяли больные ноги. Я молилась, чтобы Уэстри был еще жив.

Ранним утром я поудобнее устроилась на балконе, в плетеном кресле. Дженнифер отправилась на пробежку, вернется не раньше чем через час. Я открыла блокнот Уэстри, перелистнула первую страницу и вчиталась в знакомый почерк:

«23 августа 1959

Драгоценная Клео,

Это первое письмо, написанное со дня прощания на острове, когда гудящие самолеты унесли нас в разные концы света. Сегодня, 23 августа, я вернулся в бунгало, – много лет назад мы впервые повстречались именно в этот день, – надеясь найти тебя или хотя бы напоминание о тебе, ведь прошло двадцать лет, а ты по-прежнему в моей памяти и моем сердце. Ты будешь рада узнать, что наше место почти не изменилось. Все так, как мы оставили. Бриз колышет занавески. Стол и стул. Кровать. Все, кроме тебя.

Как же я хочу, чтобы ты оказалась рядом, любовь моя. Мечтаю обнять тебя, как когда-то. Знаю, ты где-то далеко, живешь своей жизнью. Не хочу вмешиваться в эту жизнь. Но сердце тоскует о тебе. И так будет всегда. Каждый год я буду приходить сюда в этот день, надеясь, что наши пути вновь пересекутся. Оставлю этот блокнот в почтовом ящике. Буду с нетерпением ждать письма и тебя.

Искренне твой,

Грейсон».

Я опустила журнал на колени и задумалась над письмом, что попало ко мне в руки с таким опозданием. Он еще любит меня. Боже, все еще любит. Как и я любила его в 1959-м и люблю до сих пор. И бунгало – он сказал, оно не изменилось с нашего отъезда. Но почему он ничего не написал о картине? Я перевернула страницу и продолжила чтение:

«23 августа 1960

Дорогая Клео,

Должен признать, я с нетерпением открывал ящик и доставал блокнот. Надеялся увидеть несколько строк от тебя или, еще лучше – тебя саму. Но я ждал столько лет, что такое один год? Буду терпелив. Обещаю, любовь моя.

За это время я успел все обдумать. Не понимаю, почему ты не отвечала на мои письма из парижского госпиталя и не приехала ко мне. Китти сказала, что ты вышла замуж, но я ей не верил, во всяком случае сначала. Как ты могла выйти замуж после нашей любви?

В любом случае я уже со всем смирился, но храню надежду, что ты вернешься и мы снова будем вместе. Я знаю, жизнь продолжается, но я не могу жить полной жизнью, когда тебя нет рядом.

До следующего года, любовь моя,

Грейсон».

Я отложила письмо. Я слишком разволновалась и расстроилась, чтобы читать дальше. Китти обманывала нас в больнице. Перехватывала письма. Зачем она это делала? Если бы я получила письма от Уэстри, могло бы все обернуться иначе?

Я направилась в комнату, в дверях показалась Дженнифер.

– Прекрасное утро, бабушка. Тебе надо пойти погулять.

Я убрала блокнот в чемодан и достала письмо Женевьевы Торп.

– Думаю, пора ей позвонить, – уверенно произнесла я.

* * *

Дженнифер сидела возле меня на кровати, пока я набирала номер и слушала гудки. Один, два, три.

Ответила женщина, сказав что-то по-французски.

– Здравствуйте, – начала я. – Это Анна Келл… Анна Годфри. Я пытаюсь связаться с Женевьевой Торп.

Дама тут же заговорила по-английски:

– Да, здравствуйте, Анна, это Женевьева.

– Я здесь, – немного смущенно сообщила я. – На Бора-Бора.

– Боже мой, какой чудесный сюрприз! Я отправила письмо, но сомневалась, что получу ответ, и совсем не надеялась на личную встречу. Вы сможете увидеться со мной до отъезда?

– Да. За этим я и приехала.

– Сегодня уже не получится?

– Почему же – вполне. Мы живем в отеле «Аутриггер Сьютс». Сможете заехать?

– С удовольствием. Я давно ждала этой встречи.

– Думаю, я тоже. До вечера.

Я повесила трубку, надеясь, что поступаю правильно.

* * *

– Вас двое? – спросила официантка, когда мы с Дженнифер вошли в ресторан.

– Нет. Мы ждем еще одного гостя.

В этот момент сидящая возле бара женщина поднялась и помахала нам рукой. Симпатичная, миниатюрная, с розовыми щеками и светло-русыми кудрявыми волосами, прихваченными золотой заколкой.

– Привет. – Она направилась к нам с Дженнифер. На вид ей было около шестидесяти, как моим сыновьям. – Вы, наверное, Анна.

– Да. – Я пожала ей руку. – А это моя внучка, Дженнифер.

– Добрый вечер, – тепло поздоровалась она, – я Женевьева.

– Очень рада знакомству. Присядете? – предложила я.

У Женевьевы была с собой большая сумка из ткани с сине-белыми морскими полосками. Мне стало интересно, что лежит там, внутри.

– Отличная идея, – ответила она.

Официантка провела нас к столику у окна. Я заказала бутылку белого вина.

– Поверить не могу, что вы здесь, – улыбнулась Женевьева, качая головой. – Вы казались такой загадочной. Конечно, ваше имя значилось в списке медсестер, работавших здесь во время войны, но вы все равно были словно мираж.

За столом воцарилась тишина, официантка наполнила наши бокалы вином. Я сделала глоток, по телу разлилось приятное тепло.

– Я так понимаю, вы знаете о бунгало в полумиле отсюда, – произнесла Женевьева и повернулась к Дженнифер: – Маленькая хижина. Сразу и не заметишь.

– Знаю, – кивнула я.

– Странно. – Она приложилась к бокалу и задумчиво откинулась в кресле. – Местные жители избегают его, даже не хотят приближаться. Говорят, что оно проклято. Я всю жизнь обходила его стороной, особенно в детстве. Во время пляжного пикника мы с братом крутились вокруг, а войти внутрь так и не решились. Но в какой-то момент любопытство пересилило. Когда мне было лет двадцать пять, я залезла в бунгало через окно – через неделю оказалось, что мне изменяет муж, а мама умирает от рака груди.