Голосом, вдвойне далеким из-за того, что это был телефонный разговор и трубка вдобавок была убрана в сторону, жена окликнула сына в загадочной пустоте (эту пустоту Игорь никак не мог оформить в своем воображении, поскольку ни разу не приходил еще в то место, где жили теперь жена с сыном; поэтому представлял что-то неопределенное, вроде какого-то бетонного лабиринта с обоями неясного цвета).

— Не хочу! — донесся жизнерадостный голос сына.

Услышав такое, Игорь испытал совершенно противоположные чувства: с одной стороны, ему было несколько обидно, что сын не хотел с ним разговаривать, с другой стороны, он и сам не знал, что скажет ему, при этом к горлу Игоря подкатило что-то вроде слезного кома от звука детского голоса, а еще Игорь был рад, что сыну настолько хорошо, что отец ему не особенно-то и нужен.

— Миша! — прикрикнула жена. — Ты с ума сошел, что ли? Быстро иди сюда!

Игорь услышал этакое громкое горловое бульканье, что-то среднее между звуком рвоты и звуком «о-о», которым сын обозначал крайнюю степень своего недовольства, и одновременно легкий и тяжеловатый топот, с каким тот подходил, после чего в трубке послышалось характерное шуршание, сопровождавшее переход телефона из рук в руки.

— Але, — требовательно сказал сын, — папа, это ты?

Игорю показалось, что сын дышит одновременно ртом и носом, такое исходило из трубки сопение.

— Ты простыл, что ли? — спросил Игорь.

Сын сказал, что не простыл, а просто очень быстро пришел. Не в силах придумать, о чем бы поговорить еще, Игорь поинтересовался, есть ли у сына теперь компьютер, тот ответил утвердительно и рассказал, во что он сейчас играет, но не очень оживленно. Игорю показалось, что сын говорит, как бы стесняясь самого себя за то, что не остался с ним, с отцом. Игорь не стал мучить ребенка беседой и отпустил со скучным напутствием насчет хорошего поведения. Трубку снова взяла жена, но только для того, чтобы попрощаться. Игорь с облегчением сбросил вызов. От разговора он устал так, будто не говорил, а копал землю или пер пианино на пятый этаж.

Попытка вернуться к своим непосредственным обязанностям, то есть к заполнению отчета, не удалась. Вместо того чтобы хотя бы смотреть в монитор, положив руки на клавиатуру, Игорь глядел на опустевшую дверную ручку. Что касаемо рук, то в левой он держал пепельницу, а в правой сигареты, прикуриваемые одна за другой. Так он подержал сигареты четыре, пока Молодой не постучал в кабинет и не позвал «к главному».

С непроницаемым лицом Сергей Сергеевич пронаблюдал, как Игорь проплелся по кабинету и без приглашения бухнулся на стул.

— Че-то не вижу огня в глазах, — сказал Сергей Сергеевич, — и копыт, роющих землю, тоже что-то не наблюдаю.

— Зато посмотрите на эти ветвистые рога, — вяло сказал Игорь. — Они все искупают — и глаза, и копыта.

— Это ты брось, — остановил его Сергей Сергеевич. — Хорош зацикливаться на одном и том же. Так себя и до дверной ручки недолго довести. Хочешь, скажу, что с тобой происходит?

«А то я сам не знаю», — подумал Игорь. Еще он хотел кивнуть, но в свете того, что конца отчету еще и близко не предвиделось, Игорь решил как-то скрасить свои ошибки на работе и ответил по-военному: «Так точно». Самое интересное, что это сработало. Сергей Сергеевич сразу выпрямился на своем стуле, и военная выправка высветилась в нем, словно выявленная рентгеновским излучением ядерного взрыва, — сквозь спортивный костюм и жировые складки. Даже лицо Сергея Сергеевича будто бы скинуло пару килограммов и стало чем-то походить на лицо Ланового.

— Я смотрю, ты еще не совсем бодрость духа растерял, — сказал Сергей Сергеевич. — Похвально. Попробую тебя еще немного приободрить.

Игорь попытался придумать еще какой-нибудь армейский ответ на такие слова Сергея Сергеевича, но в его словарном запасе иссякли уставные выражения, ничего, кроме троекратного «ура», в голову не приходило, а это было бы не совсем к месту. Пытаясь удержаться в рамках созданного им образа провинившегося офицера, Игорь виновато потупился.

— Ну, во‑первых, — начал Сергей Сергеевич, — это у тебя синдром отмены. К этому препарату быстро привыкают, вообще стремительно. Просто ломки нету, а уныние накатывает. Еще бы оно не накатывало, пару дней ходил уверенный в себе, не знающий сомнений, спокойный, как танк, а потом раз — и опять все проблемы наваливаются, которые никуда не делись. А куда они, спрашивается, денутся, если под таблетками в город не отпускают. Ты потерпи еще с недельку, будет полегче. Радуйся, что не пошел и морду никому не набил, кроме Васильича, но, я так понял, он тебя первый терроризировать начал, так что ему поделом.

— Под таблетками проще было с женой спорить, — ухмыльнулся Игорь. — Так она спором вертит куда хочет, а там небывалое что-то было.

— Это иллюзия, — уверенно отрезал Сергей Сергеевич. — Я тебя уверяю, ей тоже нелегко. Представь, что вы друг друга по башкам сковородками били, а ты просто, ну не знаю, морфием укололся, и вы продолжили колотить друг друга сковородками. А сейчас у тебя башка трещит, и кажется, что дело в морфии, что он, вроде как, спасение, а на самом деле нужно перестать головы под сковородки подставлять. Ну да, ты мог своим уверенным голосом и вообще собой в тогдашнем состоянии обратно переманить ее к себе, но это для сына твоего перебор, когда его туда-сюда таскают. Одно, знаешь, дело, когда его раз утащили, вот твой новый папа, а другое дело, когда утащили, вот твой новый папа, потом, опа, вот опять старый, потом она поглядела бы на тебя, жена твоя, а ты еще злее во время отходняка, — и опять к этому бы свинтила. И сыну опять привыкать. Он, кстати, как? Не очень переживает?

— Да хрен его знает, — сказал Игорь. — Ему, по-моему, даже разговаривать со мной было некогда, так ему пока там интересно.

— Тогда тебе остается только успокоиться как-нибудь своими силами, — сказал Сергей Сергеевич. — Жена у тебя ведь не дура полная. Она же вроде к нормальному парню ушла. Я, кстати, проверил на всякий случай.

— Ну спасибо, — ответил Игорь.

— И вообще, — как бы не услышал его Сергей Сергеевич. — Ну что это была за жизнь? Может, до того, как ты к нам пришел, что и шевелилось, что-то тлело, а местами и горело, но с теперешней твоей работой ничего хорошего их бы все равно не ждало. Ты не смотри на Рината Иосифовича, что он человек семейный, он зато к коллективу особняком по той простой причине, что в наших делах совсем не участвует.

Игорь тоже себя чувствовал особняком в коллективе. Ему тоже казалось, что он не участвует в делах отдела, получалось, что ему повезло быть чужим сразу и на работе, и дома.

— А ты как-то вписался в коллектив, на Сашу, вон, благотворно повлиял, хотя этого не замечаешь.

— Каким же это образом, интересно знать? — вяло спросил Игорь, не особо веря, что на Молодого хоть что-то может, как выразился Эсэс, «положительно повлиять», кроме, разумеется, какой-нибудь операции на мозге вроде фронтальной лоботомии.

— А таким вот образом, — сказал Сергей Сергеевич. — Я сам удивляюсь, но как-то он стал поспокойнее с твоим появлением. До этого у нас было несколько человек, таких, знаешь, бравых вояк, которые видели отдел как ступеньку к восстановлению в прежней должности. И что с ними стало?