– Спасибо, ужик! – улыбаясь, говорю первозмею, который, устроившись на ближайшей кочке, с задумчивым видом заглатывает большую лягушку.

С удивительной легкостью вытаскиваю себя из трясины и уверенно встаю на ноги. Ради эксперимента делаю несколько шагов, стараясь ступать в самые топкие места – хожу, как говорится, аки посуху.

Интересно, этот дар во мне прорезался благодаря стрессовой ситуации или присутствовал всегда, просто я, не зная о нем, его не применял? И кстати, не сжигает ли он меня так же, как сжигает стрельба энергетическими зарядами? Если так, надо скорее валить из этого болота.

Подхожу к оборотню, вытаскиваю его за шкирку из грязи и ставлю рядом с собой. Тот стоит на дрожащих лапах и недоверчиво смотрит на поверхность болота, ставшую вдруг твердой.

– Держись ближе ко мне, – предупреждаю на всякий случай.

Морщась от брезгливости, подцепляю пальцами большую пиявку, присосавшуюся к боку волколака. Та отрывается с громким чпоканьем, и я отбрасываю мерзкую тварь в сторону. Заглотивший лягушку уж срывается с места черной молнией и подхватывает пиявку на лету. Видать, проголодался, пока висел у меня на поясе. Оглядываю оборотня, но деликатесов на его грязной шкуре больше не нахожу.

Осматриваю себя. Ужасный вид одежды, которой, собственно, и не видно под слоем грязи, вызывает у меня жуткий гнев.

– Ну, тварь вонючая! – ору, обращаясь к местному болотнику. – Ты мне за все ответишь! Вот разберусь со своими делами и пришлю в твою грязную лужу Маркуля с ужом! Капец тебе тогда! Лучше сам заранее вешайся, чмо болотное!

Выпустив пар, оглядываю котомку. Она плотно завязана, и грязь вовнутрь, скорее всего, не попала. Но проверять сейчас не буду. В первую очередь надо найти источник чистой воды и привести себя в порядок.

– Вперед, братва, – командую ужу и оборотню и широким решительным шагом направляюсь к далекой сопке.

Змей, скользнув по моей ноге, обвивается вокруг пояса и превращается в веревку.

Ледень, по-прежнему в волчьем обличье, семенит сзади, то и дело тычась носом мне в пятки.

Болото давно закончилось, но ни ручейка, ни родника, ни другого источника чистой воды нам не встретилось. Затекшая за пазуху и за шиворот грязь подсыхала, отчего кожа зудела. Одежда задубела и неприятно натирала тело. Хотелось скорее ее сбросить. В котомке у меня был свернутый плащ, но не надевать же его на грязное тело.

Ледень почему-то продолжает оставаться в образе волка. Шерсть на нем топорщится грязными сосульками. Он периодически встряхивается всем телом, как это делают вылезшие из воды собаки. Однако липкая грязь, вопреки заверениям легендарного поручика Ржевского, даже высохнув, не собирается отваливаться.

Лес вновь стал малопроходимым. То и дело приходилось перелезать через поваленные гигантские стволы, продираться через переплетение сухих ветвей, а то и вовсе обходить непролазные участки. За высокими деревьями давно не было видно Ведьминой сопки, и будь я один, уже заблудился бы. Сейчас же полностью доверился волчьему чутью Леденя и молча иду за ним.

Краем глаза улавливаю движение в ветвях, воздух разрезает свистящий шелест, и в бок оборотня вонзается стрела. Взвизгнув, он опрокидывается на спину, изогнувшись, вцепляется в торчащее древко зубами и рывком выдергивает стрелу. Та вдруг теряет жесткость и обвисает, а в следующий миг крепко обвивает волчью пасть. Поднявшись и опустив морду к земле, волколак пытается содрать неожиданный намордник передними лапами. От раны на его боку не осталось и следа. У него и раньше раны заживали быстро, но не так мгновенно.

Заглядевшись на оборотня, едва не прозевал следующую стрелу, пущенную уже в меня. В последний момент отбиваю ее посохом. Стрела не отлетает, а обвивает клубком конец шеста. Снова шелест. Удар посохом. И на другом конце, где утолщение в виде черепа, новый клубок. Краем глаза вижу, что очередная стрела сбивает с ног Леденя, так и не освободившего пасть от предыдущей. И опять, отвлекшись на него, чуть не поплатился сам. Едва успеваю подставить посох под летящую в лицо стрелу. Ударившись о шест, та, как и прежние, обматывается вокруг него, но одним концом продолжает тянуться ко мне. Прямо перед моим носом звонко лязгают зубастые челюсти.

Собрав глаза в кучу, с изумлением вижу маленькую копию гадины. Сморщенная старушечья морда, щелкая кошмарными челюстями и тряся шапкой из извивающихся червей, старательно тянется к моему носу. Коротенькие скрюченные лапки трясутся от нетерпеливого желания вонзиться грязными когтями в мою кожу.

Пока центральная гадина тянулась к лицу, те, что на концах, подобрались к рукам и одновременно вонзили в них зубы.

Не отбрасываю посох только потому, что от резкой боли судорогой сводит мышцы рук.

Боль включает во мне Кощея. Шест вспыхивает, и все три гадины осыпаются с него обугленными тушками. Еще одна сгорает в полете от моего взгляда. И еще одна.

Продолжая уничтожать периодически вылетающих тварей, подхожу к катающемуся по земле оборотню и, поймав момент, касаюсь посохом обвившей его пасть гадины. Та уже почти сгрызла его черный пятак. Получив свое, она отваливается дымящимся червяком, а освободившийся от нее Ледень хватает зубами вторую, наполовину погрузившуюся в его тело, и резким рывком выдергивает ее. Та, в свою очередь, жадно вцепившись пастью и лапками, вытягивает из жуткой раны на боку волколака какие-то внутренности, то ли кишки, то ли жилы. Содрогаясь от жути и омерзения, уничтожаю и эту тварь, но сам пропускаю удар. Прилетевшая гадина вонзается в правое плечо, но тут же опадает поджаренной дохлятиной. Похоже, тело начало защищаться, не дожидаясь моей реакции. В подтверждение этого следующая стрела сгорает, лишь слегка тюкнув в грудь. Давно бы так!

Начинаю чувствовать себя действительно грозным Кощеем. Не пойти ли проверить, что за стрелок пускает из зарослей столь пакостные стрелы?

Однако оборотень вцепился зубами в мою штанину и, поскуливая, пятится в сторону, явно намекая, что лучше обойти это место стороной. Может, тут и правда какой-нибудь милый монстр таким своеобразным способом охраняет свою территорию, на которую мы по незнанию вторглись. Ну что ж, если он не будет нас преследовать, пусть себе живет, помня великодушие Кощея.

– Что это было? – спрашиваю Леденя, когда мы поспешно покидаем злополучное место и удаляемся от него на приличное расстояние.

Однако оборотень то скулит, то рычит, продолжая оставаться в волчьем облике. Создается впечатление, будто он пытается мне что-то сказать, но не может.

– Ты что, не можешь обернуться человеком?

Оборотень, рыча, кивает.

– Почему?

В ответ только поскуливание.

– Это что, мне теперь самому себе еду готовить?

Вижу в волчьих глазах укоризну.

При упоминании о еде желудок издает возмущенное бурчание. Время-то давно за полдень. Держу грязными руками грязную котомку и удрученно вздыхаю. Наверняка болотная вода попала внутрь и испортила пироги, которыми нас снабдили в царстве-деревеньке.