– Ты, случайно, воду поблизости не чуешь? – спрашиваю у оборотня. – Надо бы нам отмыть эту грязь. Может, и тебе она мешает человеческий облик принять.

Тот задирает морду кверху и рычит. Смотрю на скрывающее небо переплетение ветвей, но ничего не вижу.

– Что ты там учуял?

Волколак снова рычит, глядя вверх, затем встряхивается, будто от воды.

– Ладно, веди к сопке, – распоряжаюсь, так ничего и не разглядев в ветвях и решив, что лучше уйти, пока ничего не свалилось на голову.

Вскоре и без того мрачный лесной сумрак начал сгущаться. Воздух стал еще более сырым и тяжелым. И вот дремучую тишину разорвал оглушительный треск грома от полыхнувшей где-то рядом молнии. Тут-то до меня доходит, что хотел сказать Ледень, показывая вверх в ответ на мой вопрос о воде. Воды сейчас, похоже, будет более чем достаточно.

Непроизвольно пригибаюсь от нового близкого удара молнии. Как бы, прежде чем намочить, нас не поджарило!

Прислушиваюсь к нарастающему непонятному гулу. Это что еще такое? Наконец доходит, что это гудит обрушившийся с небес дождь. Густое многоэтажное переплетение ветвей пока не дает воде достигнуть земли. А гул все усиливается, сливаясь с частыми ударами грома.

Вот на покрытую сухой хвоей землю протекла первая струйка воды, вот еще, и еще, и еще. Вот не выдержавшие скопившейся тяжести ветви прогнулись, обрушив целый поток, едва не сбивший нас с ног. Пришлось прижаться к стволу гигантской ели. Здесь хотя бы не текло сверху. Говорят, в грозу нельзя укрываться под деревьями, но вряд ли это правило применимо в густом лесу.

Ель, под которой мы спрятались, находится на небольшом пригорке. Вокруг уже несутся потоки воды. Если так будет продолжаться, скоро вода доберется и до наших ног. Вся надежда лишь на то, что подобные грозовые ливни обычно непродолжительны. Оно, конечно, понятие «обычно» подходит только для обычного мира, но вдруг ливень и правда скоро кончится?

Подвесив котомку на сук, шагаю под ближайшую стекающую с ветвей струю ледяной воды.

– У-у-йо-о! – выплескиваю охватившую меня гамму чувств и кричу оборотню: – Иди смой грязь со шкуры! Глядишь, вновь человеком станешь!

Ледень продолжает боязливо жаться к гигантскому стволу. По подступающей к его лапам воде черной лентой подплывает уж и, недовольно шипя, выползает на оставшийся клочок суши. Я и не заметил, когда он сполз с моего пояса.

Ну что ж, мыться так мыться. Сдираю с ног сапоги, перебрасываю их голенища через ветку, снимаю одежду и начинаю тщательно отмывать ее от грязи. Затем моюсь сам и растираюсь тщательно отжатой рубахой.

Прохладненько, однако. А ливень и не думает прекращаться, оставляя все меньше незатопленного пространства.

Хватаю котомку и ополаскиваю под струей от болотной грязи. Развязываю и с радостью обнаруживаю, что внутри все сухо и цело. Первым делом достаю плащ и облачаюсь в него. Развязываю тряпицу с пирожками и бросаю один в пасть оборотню. Второй пытаюсь запихнуть в собственный рот, однако пирожок оказывается слишком большой, приходится откусить только половину.

Провожу ревизию содержимого: небольшой бурдючок с козьим молоком, десяток краснобоких молодильных яблок, огниво, моток веревки, какие-то мешочки и разная ненужная мелочь, всунутая Леденем. Ему-то котомку не таскать. Ему, видите ли, порой необходимо перекидываться в волка, чему разная поклажа мешает.

Кстати, как-то раньше не обращал внимания, что в такую маленькую котомку может поместиться такое количество вещей.

Треск над головой отвлекает от размышлений. Где-то вверху вновь скопилось большое количество воды, ветви не выдержали и, ломаясь и прогибаясь, обрушили на землю целый водопад.

Закинув в рот остаток пирожка и прижав котомку к груди, свободной рукой хватаюсь за ближайший сук. Когда волна схлынула и туча брызг осела, с удовлетворением отмечаю, что моя одежда осталась висеть на ветке.

А где же Ледень? Ага, вон он возвращается, бредет по брюхо в воде. Пришлось-таки искупаться. Обсохнет, хоть на волка будет походить, а не на грязную подзаборную шавку.

Не понял, а откуда у оборотня ошейник? Еще раз не понял – это что, мой уж решил сменить хозяина? Ладно, потом разберемся. Может, уж просто решил, что слуга, прикинувшись унесенным волной, задумал от меня сбежать, и хотел того малость придушить? Кто ж знает, что у этого первозмея на уме!

Кстати, а что это за серые лохмотья повисли на ветках в том месте, где только что обрушилась водяная лавина? Ого! Вот это экземплярчик! Летучая мышь размером с курицу. Подхожу, берусь за коготь на конце обвисшего крыла и приподнимаю его – длина крыла с человеческую руку. Интересно, как с таким размахом этот монстр летал в такой чащобе?

– Ё-моё! – отдергиваю руку от пискнувшей твари. – Да ты живая?

Снова жалобный писк. Мышь приподнимает голову и смотрит на меня по-коровьи большими и влажными глазами, в которых отражается вся мировая скорбь. Так смотрят на прохожих голодные и замерзающие бездомные дворняги, скитающиеся по городу в ожидании участи быть задавленными на дороге или застреленными охотниками из санэпидстанции. Да и мордочка у этой зверушки не мышиная, а собачья. И вообще это не мышь. И близко не похожа. Вылитая собака. Только вместо передних лап крылья. Может, это вообще щенок?

– Кутю-кутю-кутю, – обращаюсь к существу так, как когда-то в детстве у бабки в станице было принято подзывать щенков, коих именовали кутятами, и осторожно кончиками пальцев поглаживаю его по загривку.

Еще раз пискнув, зверек безвольно обвисает на ветвях.

Осторожно беру его в руки и возвращаюсь под ель, где уже жмется к стволу вернувшийся промокший до нитки Ледень.

– Смотри, какое чудо, – присев, показываю ему найденыша и с сожалением добавляю: – Скорее всего, не жилец. Наверное, все косточки переломал об ветки.

Оборотень как-то странно, совсем не по-волчьи заглянул мне в глаза, ворчливо рыкнул и вдруг принялся старательно вылизывать крылатого звереныша.

Всемирного потопа не случилось. Через полчаса раскаты грома удалились, ливень стих, а вскоре и вовсе прекратился. Прекратился там, наверху, о чем можно было догадаться по отсутствию гула дождя. Здесь же, внизу, по-прежнему стекали потоки, ручьи и струи накопившейся в ветвях воды. Но вот иссякли и они, превратившись в редкую капель. По земле еще текли достаточно бурные ручьи, однако и они быстро мелели, превращались в вереницы отдельных луж.

Обойдя ближайшие ели, наломал прямо со стволов сухих веток и развел небольшой костерок под суком, на котором развесил одежду.

Хорошо оборотню – его одежда является частью организма и при трансформации превращается в шерсть и обратно. Причем все полученные в человеческом облике прорехи исчезают после того, как он, побывав волком, вновь становится человеком. Вот интересно, может ли Ледень снять свои портки и рубаху? И что будет, если сняв их, он обернется? Получится лысый волк?