темный дар. Скорее всего, не просто темный, а кровавый, по крайней мере у одной… одного.

Стерри приподнял бровь.

– Любопытно. Но, пожалуй, я подожду, пока ты окончательно подберешь формулировки, которые не будут смущать юных жен. – Он добавил, переключив внимание на меня: – Я тут похозяйничал, прошу прощения.

– Не за что извиняться. После всего, что вы сделали…

Да пусть хоть всю кухню разнесет.

– Как вам это удалось? – В голосе Винсента промелькнуло что-то очень похожее на благоговение.

– Ты помог.

– Прошу прощения? – оторопел муж.

– Да ты садись и ешь, это долгая история, – Стерри проглотил ложку каши и продолжил: – Помнишь, ты принес мне два учебника, написанных с разницей в двести лет?

– Ритуал проверки, – кивнул муж. – В более позднем варианте явно упрощенный, причем многое просто выкинули, а не изменили. Потом я и сам нашел, где еще можно убрать лишнее.

– Тогда почему ты не дал мне самый простой вариант? – возмутилась я, вспомнив, как мозги кудряшками завились при первом взгляде на этот хаос.

– Я и дал. Это был мой вариант ритуала.

– Ты сказал, что этак книга – семейная реликвия!

Винсент рассмеялся.

– Разве написанный мной учебник недостоин стать семейной реликвией? Клаус даже на обложку не глянул.

Ах, ты… Я едва удержалась, чтобы не стукнуть его ложкой по лбу. Муж между тем продолжал:

– Мы с вами тогда пришли к выводу, что предки во многом действовали эмпирически и потому переусложняли, а по мере развития знания…

Стерри криво усмехнулся.

– Да, так мы и решили. И я бы до сих пор так думал, если бы сейчас жизнь не взяла за жабры. Я вспомнил, что однажды слышал, будто ведьмы могли исправлять последствия своих деяний. Тогда я не придал этому значения. – Он помолчал. – Тридцать два мне было, судя по дате в дневнике. Тот парень, мой собеседник подался в инквизиторы после того, как казнили его отца, одурманенного ведьмой. Чтобы, значит, ни с кем такого не случилось больше. Пил в тот вечер так, словно хотел до смерти упиться, и когда уж изрядно окосел, сказал, дескать, знай он то, что знал сейчас, отца можно было бы спасти. Дескать, та ведьма, что у него сейчас, то есть тогда была под следствием, сказала, что некроманты их ритуалами пользуются, а сами даже половины смысла не понимают. Использовать ритуал ясности лишь для того, чтобы потом пострадавшего убить только дикари способны. Да ты ешь, ешь.

Винсент сунул в рот ложку, но было ясно, что он даже вкуса не почувствовал.

– Тот парень, конечно, вцепился в эти слова, да только нашла коса на камень – продолжал свекор. – Ведьма только посмеялась, дескать, объявили нас исчадиями зла, достойными лишь костра, вот и выкручивайтесь теперь сами как хотите. Словом, он перестарался с допросом.

Я передернулась, поняв, что означала последняя фраза.

– Я записал этот разговор, как записывал всегда, и забыл о нем через пару дней. Решил, что ведьма дразнила его, ища быстрой смерти…

– Ничего себе быстрой, – не удержалась я.

Стерри пожал плечами.

– Словом, тогда я забыл, тем более, что за всю дальнейшую жизнь так больше ни разу и не услышал, что пораженный разум можно исправить. Нельзя, и точка. И вспомнил только сейчас.

И это он называет «память как решето»? Не каждый способен вспомнить пьяный разговор почти трехсотлетней давности и сопоставить его с относительно давней находкой воспитанника.

– И предположил – а что если предки не тыкались эмпирически, будто слепые котята, а как раз-таки прекрасно понимали, что к чему? Пришлось, правда, крепко подумать, а потом использовать вас обоих вместо подопытных крысок.

– У меня нет слов, – Винсент покачал головой. – Просто нет слов, чтобы…

– Хватит об этом, – перебил его свекор. Перевел взгляд на меня. – Ты обещала рассказать про Освальда и почему ты решила, что это не он.

– Освальд? – встревожился муж.

– Пока вас не было, пришел человек, которого я приняла за Освальда, открыл дверь ключом Кэри…

– Вот знал я, что нечего тебя одну оставлять! – выругался Винсент

– Задним умом все крепки. – В тоне свекра мне почудились виноватые нотки. – И я, старый дурак, не подумал… – Он оборвал себя. – Расскажи все подробно, с самого начала.

– Вытянулся, значит, – сказал он, когда я закончила. – И поэтому ты считаешь, будто это был не Освальд? Не хочу тебя обижать, девочка, но у страха глаза всегда велики.

– Понимаю, – не стала спорить я. – Но дело не только в этом.

Я отложила ложку и начала загибать пальцы.

– Мне в самом деле могло показаться, что фигура за щитом стала выше и тоньше. Еще он заорал до того, как кочерга его коснулась, и я ощутила, как попала прежде, чем увидеть. Но это тоже могло почудиться. Так что пусть оба эти «почудилось» будут первым пунктом. Второе – Освальд при вас узнал, что все события до пробуждения дара стерлись из моей памяти, но расспрашивал так, будто не слышал этого.

– Он мог решить, что ты лгала нам и ему, чтобы отмежеваться от прошлого. Очень удобно ничего не помнить.

Я кивнула. Такое могло быть. Мне показалось, что известие о потере памяти стало для ведьмака неожиданностью, но мало ли что мне там показалось.

– Третье – когда я сказала, что у меня голова не соображает, потому что от мозга кровь оттекла, он не понял, хотя должен был. В мастерской Корси Винсент сказал при Освальде, что мозг может быть вместилищем разума. И дознаватель поднял его на смех. Он бы припомнил мне это или, по крайней мере, не стал бы удивляться моим словам.

Стерри пожевал губами.

– Может быть. А может, ты подгоняешь факты под свою фантазию. Иллюзии невозможны. Я имею в виду целенаправленное создание иллюзии с помощью магии, а не миражи, про которые ты наверняка наслышана, и прочие разновидности обмана зрения.

– Думаю, что все-таки возможны.

Стерри вскинулся было и тут же кивнул – продолжай, мол.

– Если вы и Винсент в один голос говорите, что создать иллюзию в реальности нельзя, скорее всего, так оно и есть. – Я не стала припоминать, как они утверждали, что нельзя излечить жертву ментального контроля. Как бы то ни было, в магии оба разбираются куда лучше меня. Зато я разбираюсь в том, как устроен человек. – Но если иллюзию нельзя сотворить в реальности, ее можно создать в разуме.

– В глазах? – переспросил Стерри.

– Нет, именно в разуме. Мы видим не глазами, глаз лишь датчик… лишь воспринимает свет и преобразует его в сигналы, понятные мозгу. Но по-настоящему видит именно мозг.

– Хочешь сказать, – медленно произнес