— Что именно было плохим, Морозов? — спросила прямо. — Я? Мой танец? Мое присутствие? Я, конечно, в курсе, как тебя заполучила, вот только одолжений мне не нужно, — качнула подбородком. — Считай, что ты уже проводил. Иди домой, Кудряшка, а я доберусь к своей машине на автобусе.

Неподалеку находилась большая остановка транспорта, я развернулась и направилась к ней, чувствуя, что здорово сержусь. И ведь не сказать на кого больше — на Клюквину, на Морозова, или на себя за свою влюбленность?

Когда вошла в полупустой автобус и прошла на переднюю площадку, удивилась, увидев, что Антон вошел следом. Встал рядом, взявшись за поручень. Так и поехали.

И все же я не могла на него долго сердиться. Кудряшка стоял так близко, я почти полтора часа его не видела и, конечно же, снова засмотрелась. На глаза, на нос, на красивые, очень мужские губы, которые не так давно меня целовали… Да, еще не так, как мне бы того хотелось, но ведь по собственному желанию!

— Агния, перестань, — щеки у Антона до сих пор оставались бледнее обычного, и сам он казался по-особенному сжат, словно мысли, которые он обдумывал без меня, не давали ему покоя, но под моим взглядом слегка порозовели на скулах.

— Что перестать?

— Смотреть на меня так, как будто у меня на носу прыщ, и тебя это страшно занимает.

— У тебя нет на носу прыща, Морозко, в том-то и дело, — возразила я мягким голосом, забыв об обиде. — У тебя есть крохотная родинка на шее, а еще на щеке. Мне нравится, как ты пахнешь, мне нравятся твои глаза — они у тебя теплые, как липовый чай, а еще я подозреваю, что у тебя сильные руки. И я очень надеюсь, что когда-нибудь ты дашь им волю. Мне нравится тебя рассматривать, и да, меня это занимает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мы проехали остановку молча, прежде чем Морозов спросил, глядя в окно:

— Ты ведь знала о них, да? Знала о том, что они встречаются в кинотеатре?

Я хотела бы сказать, что не поняла, о ком он говорит, но увы. Моя улыбка потухла:

— Нет, Кудряшка, не знала, — ответила честно, но ведь не поверит.

И не ошиблась.

— Я тебе не верю, Корсак. Ты говорила мне про тетку Клюквиной — о том, что ее нет.

— И что? Я скорее это предположила.

— Это ты предложила пойти в кино. В этот кинотеатр.

— Браво, мистер Пуаро! — держась за поручень, я похлопала в ладони. — Да, я, но только потому, что этого не предложил бы ты! Каким способом, по-твоему, я должна была узнать о ее коварных планах? Ты же не думаешь, что меня интересуют сплетни, кто с кем спит в университете и когда?

Морозов смешался. М-да, резко получилось ответить, но лучше пусть сразу привыкает, что я не из тех, кто дает себя в обиду. Вздохнул серьезно, кусая губы. Поднял глаза.

— Неужели надо было обязательно говорить в лоб?

— Не обязательно, — сказала, отвечая на его взгляд своим, не менее серьезным, — но я не люблю толстые намеки, Морозов. Ты меня с Клюквиной не сравнивай, я от тебя ничего не скрываю. Да, я не верю в ее большую к тебе симпатию — ну, извини, имею право думать так, как считаю нужным. Даже твоя Уфимцева Клюкву давно раскусила, только ты как слепой!

— Думаешь, я дурак, да? Потому что мне могла понравиться простая и симпатичная девушка, однажды вежливо попросившая ей помочь?

— Ты думаешь, я ее осуждаю за то, что она старается, как может, не вылететь из университета?

— А разве нет?!

Я мотнула головой.

— Ты меня плохо знаешь, Антон. Старания — нет, методы — да. Но я понятия не имею о причинах, поэтому и судить не стану. Не ее вина, что наши пути и интересы пересеклись. Я скорее Хасханова осуждаю, и тебя — хотя и в меньшей степени.

Кудряшка изумился:

— А меня-то за что, Корсак? — хмыкнул. — Я у Эллы ничего не просил за… Сама знаешь, за что!

Ну, раз уж начали разговор, надо его закончить, даже если всё в лоб.

— За то, что позволяешь себя использовать, Морозов, и что Клюкве ее ложь ничего не стоит. Ты же умный, ты не мог не догадываться, зачем нужен Элле? Зачем ей нужен Хасханов, экзамен у которого ей ни за что не сдать, даже с твоей помощью. Ведь все знают, какой ярый у нас Рустам Ильмирович поборник знаний, и у кого из преподавателей каждую сессию больше всего пересдач. Ты это знаешь, но стоишь тут, страдаешь, и наверняка жалеешь, что сейчас не на его месте, правда? — не смогла удержаться от колкости. Выдохнула, отбросив волосы с плеча на спину. — Да, Морозов, я думаю, что ты дурак!

Морозов уставился на меня, словно увидел впервые. Без очков его глаза оказались ближе — теплые, карие, с темно-медовой опушкой ресниц. На носу угадывались незаметные веснушки. Волосы тоже были с медовым оттенком — у корней темнее, на завитых в легкие кольца концах — соломенно-светлые. Шелковые на ощупь, я запомнила.

Он все смотрел на меня и смотрел… К черту Клюкву с Хасхановым! Сейчас бы я не отказалась, если бы Антон меня поцеловал. Но вместо этого он вновь неожиданно хмыкнул, только на этот раз с каким-то злым весельем.

— Действительно, я дурак! И чего это рогом уперся? Собрался пригласить на свидание какую-то глупую Клюквину, когда у меня в девушках сама Агния Корсак! Почему сразу не догадался приударить за первой красоткой университета, у которой родителей знает вся страна, денег хватает, чтобы запросто поиграть в отношения с обычным ботаном, а каждый богатый придурок готов перед ней нос расшибить, лишь бы только она согласилась прокатиться на его модной тачке! Как, ты разве не знаешь, что она до черта идеальна? Что если пройдется по сердцу, то оставит после себя пепел? Вот мне повезло!

Я вскинула брови, но юмор Морозко мне понравился, и я невозмутимо согласилась:

— Именно! Ну, наконец-то, Кудряшка, ты стал соображать.

— Слушай, а может, мне ее на спине прокатить? Ну, вместо последней модели Enzo Ferrari, раз уж его у меня нет? Или удивить блинчиками на ужин? Я научился их делать, когда оставался дома один с сестрой — почти не пригорают! Видишь ли, рестораны мне тоже не по карману, а я уверен, что она любит вкусно поесть. А под конец я подарю Корсак себя — лягу у ее ног вместо коврика, пусть потопчется вволю. Думаешь, это то, чего она хочет?!

Я задумалась. Не сказать, что именно это, но…