– Что-нибудь удалось выяснить?

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Рано рассказывать, процесс идет, но мне нужно еще немного времени. Зачем я вам сейчас понадобился?

Он убрал руку от лица, и в свете уличных огней глаза его заблестели влагой. Погодин всматривался в них в полумраке салона, пытаясь увидеть отражение слов «Тихий дом». Он был уверен, что отражение это в них есть: оно давно отпечаталось на радужке этих глаз, но то ли оно? Тихий дом в них – это огонек надежды или дьявольское пламя?

– Вы посещали курс меметики у профессора Жидкова? – Прямо спросил Мирослав.

Рэй хмыкнул и улыбнулся, глядя на собеседника с интересом.

– А вы мне сразу понравились, Мирослав Дмитриевич. Наш человек! – Он рассмеялся мягко и упоенно. – Лихо вы уцепились за меметику. Вы ищете тех, кто стоял за «СинСай»? Могу даже предположить, что вы ищете Кузьму.

– Да. Я ищу Кузьму. Я ищу того, кто породил Тихий дом.

– Тихий дом, – еле слышно повторил Рэй. На мгновение в глазах его эти буквы вспыхнули так ярко, что отражение их можно было заметить теперь и в зрачках Мирослава. – Могу вас заверить, что я не Кузьма. Но курсы меметики у Жидкова я действительно посещал. Я пошел на них как раз для того, чтобы найти Кузьму, когда узнал, что он сильно увлечен этой дисциплиной. Но я так и не нашел его. Может, и не было никогда никакого Кузьмы. А вы полагаете, что Тихий дом всего лишь ментальный вирус, вымысел?

– А вы полагаете, что он действительно существует?

– В том-то и дело, что правильный ментальный вирус невозможно отличить от правды, он всегда будет нависать знаком вопроса над всей твоей жизнью. Так же как и с Богом: никто не имеет прямых доказательств его существования, но и прямых доказательств его отсутствия тоже нет. Верить или нет: каждый решает сам. Я из тех людей, которым нужно хоть во что-то верить, как Фокс Малдер из «Секретных материалов»: I want to believe*, – грустно усмехнулся Рэй.

Он развернулся на сиденье так, что теперь Мирослав мог видеть лишь его профиль, откинулся на спинку сиденья. Он смотрел вперед сквозь лобовое стекло шикарного «Гелендвагена» на запущенный двор хрущевки, который будто прогнулся от собственной тяжести.

– К тому же некоторые теории про Тихий дом выглядят вполне здраво, – после недолгой паузы заговорил он, будто оправдываясь. Звонкие согласные снова зарокотали в его мерной речи как галька в прибое. – Например, по одной из них попасть в Тихий дом можно вследствие инфоперегрузки. Проходя сквозь разные уровни сети, поглощая все больше и больше информации, исследуя то, что скрыто от большинства, якобы достигаешь такого состояния, которое и можно считать пребыванием в Тихом доме. Это своего рода высшее просветление, когда познанное тобой позволяет перейти на другой уровень сознания.

– Старо как мир. И вы правы, Рэй, звучит убедительно, – поддержал его Погодин.

– А вы, значит, все-таки пробили меня по номеру телефона, раз докопались до курсов меметики? Если честно, я этого ожидал.

– Иван Андреевич не удержался.

– Кто бы сомневался. Я, конечно, мог бы дать вам и другой номер, законспирированный. Но прятаться от вас необходимости не было. А псевдонимом назвался скорей по нетсталкерской привычке.

– Зачем нетсталкерам скрываться?

– Когда ведешь бурную деятельность в сети, то конспирация необходима. Конфликтных ситуаций много, особенно когда доходит до разного рода разоблачений. В сети полно фриков, у меня куча хэйтеров, от которых не знаешь, чего ожидать. Сеть – это отдельный мир, и войн в нем даже больше, чем в реальности.

Мирослав помолчал, оценивая убедительность аргументов. Ведь именно стремление Рэя к конспирации сильно настораживало Замятина. Рэй паузу в разговоре нарушать не торопился, молчал, и тишина, воцарившаяся в салоне, была из тех, когда людям комфортно молчать вместе.

– Почему вы резко перестали посещать курс Жидкова? – Наконец, спросил Погодин.

– О-о, это занимательная история, – протянул Рэй. – Дело в том, что в тот период у меня случился нервный срыв, вызвавший потерю памяти. На какое-то время я выпал из колеи, а когда пришел в себя, решил в нее больше не возвращаться. Все вдруг резко изменилось в моем сознании.

– Резко изменилось?

– Да, я вдруг обнаружил себя совершенно другим человеком.

– И каково это?

– Просто. Открываешь глаза, ничего о себе не помня, и все, что тебя окружает и с тобой происходит, воспринимаешь по-новому. Память вернулась через какое-то время, но, когда я вспомнил себя прежнего, был уже совершенно другим. Многое изменилось во мне, остался только Тихий дом.

– И ваше увлечение Северной Кореей? – Улыбнулся Погодин, которого интриговало это странное пристрастие.

– Увлечение Северной Кореей появилось как раз после. До этого я был ярым патриотом. Но потеря памяти будто обнулила меня. Новому мне модель государственного устройства Северной Кореи приглянулась больше.

– Не знаю, корректен ли этот вопрос, но: из-за чего случился срыв?

– Корректен. Ничего особенного. Просто в тот период, наверное, слишком многое на меня навалилось. Учеба; сложные отношения с девушкой, которая в конце концов меня бросила; желание понять свое место в этом мире; раздражение от вечного безденежья; злость на жизнь, в которой одним все, а другим ничего. К тому же я тогда сканировал сеть с каким-то даже остервенением. А в поиске, знаете ли, тоже много радостей и обломов, это задает определенное эмоциональное напряжение. Вот меня и коротнуло в какой-то момент. А может быть, реальность, которая открывалась для меня по мере взросления, в моменте оказалась больше, чем мог объять мой мозг. В общем, четкого ответа, почему так случилось, у меня нет.

– А может быть, это и была та самая инфоперегрузка? А провал в памяти – попадание в Тихий дом? – Вдруг выдал Мирослав, сам не понимая, сказал он это насмешливо или серьезно.

Рэй нахмурился, лицо стало серьезным и непроницаемым, как при первой встрече. Будто дистанция между ним и Погодиным, которая сокращалася так медленно и осторожно, в этот момент разом увеличилась до прежней, и Погодин пожалел, что ляпнул, не подумав.

– Я об этом не думал, – сдержанно прокомментировал это предположение Рэй. – Если это все, о чем вы хотели узнать, то я пойду. Не знаю, сумел ли развеять ваши подозрения, но у меня действительно дела, и, похоже, на самом деле важные.

– Да, конечно. Мы с Иваном Андреевичем будем с нетерпением ждать от вас новостей.

«Это не он!» – расслышал подсказку внутреннего голоса Погодин, распрощавшись с Рэем, и с легким сердцем дал по газам.

Кажется, здесь, прикинул Замятин, сверившись с адресом, который предварительно записал в блокнот. В двенадцатом часу дня он стоял перед массивной дубовой дверью с длинной вертикальной ручкой. Дверь находилась в здании старой постройки, объекте культурного наследия, в центре Москвы. На стене, оштукатуренной с имитацией бетона, справа располагались таблички находящихся внутри учреждений. Майор пробежал глазами названия и, обнаружив вывеску «Редакция газеты “Новое время”», потянул на себя увесистый массив двери.