— Опять какая-то афера этой семейки, — вздохнул Майкл Веллингтон. — Если они готовы претендовать на российский трон, то бабушку или дедушку-еврея найти смогли.

Хотя в базе данных были и другие Эдуарды Бернштейны. Майкл, надо отдать ему должное, записал данные остальных, но почему-то все, кто присутствовал, подумали, что ему нужен тот, который родился Ильей Витальевичем Московцевым. С другой стороны, зачем беглому банкиру, укравшему миллиарды, какое-то ожерелье?

— Что будете делать? — поинтересовался Сан Саныч у Веллингтона.

— Вы имеете в виду поиск ожерелья? Пока не знаю.

А я решила, что мне на самом деле пора встретиться с моим знакомым из ФСБ. Как раз сообщу, что на нашей территории стало на одного английского разведчика меньше. Только что этому Джеймсу Бонду, то есть Джеймсу Боланду было нужно в Петербурге? Зачем его сюда принесло? И не из-за него ли решил скрыться Николай Рудольфович Миллер? Все-таки британская МИ6 — это не молодой английский авантюрист с русскими корнями Роберт Литтлджон и не возможный потомок последнего русского императора Алекс Бейли. С ними бы дед Миллер, наверное, как-то разобрался.

У Сан Саныча я спросила про «подарок» из тайника в склепе.

— Передали «старшим братьям». Наша лаборатория не справилась.

Это еще больше укрепило мое желание связаться со знакомым из ФСБ. Но в традиционное рабочее время я Олегу звонить не стала — у него и без меня много дел, да и нам с Пашкой нужно было в холдинг. Обычно наше общение с Олегом проходит в неформальной обстановке.

Но Олег позвонил сам. У них там в «Комитете глубокого бурения» уже имеется техника, позволяющая читать мысли на расстоянии? И он узнал о моих планах и, как истинный джентльмен, позвонил первым?

Я задала соответствующий вопрос.

— Я просто уже несколько дней жду звонков от тебя, — сказал Олег. — Смотрим твою «Криминальную хронику», отслеживаем новости на сайте, получили «подарок» от тебя, правда, опосредованно, но все равно спасибо. Я больше не знаю людей, которые бы ночью по кладбищам регулярно шлялись, да еще в ноябре.

— Приходится. Такая работа. И конкуренция. Я ни за какие деньги не буду сидеть в офисе с девяти до шести. А так — драйв, адреналин, новые люди.

— Новые трупы, шпионы, разрытые могилы. Я, кстати, тебя пригласить хочу в одно место. Оператор с тобой?

— Да, мы еще в холдинге. Домой собирались.

— Домой ты не скоро попадешь — если, конечно, хочешь захватывающий сюжет в «Криминальную хронику».

— Хочу! Куда ехать?

Олег назвал адрес гостиницы, в которой, как я помнила, остановился Алекс Бейли — потомок или не потомок последнего русского царя.

— А… Алекс…

Я не успела договорить.

— У нас, — сообщил Олег.

— Он… что?..

Олег рассмеялся.

— С ним все в порядке. И он никаких законов Российской Федерации не нарушал. Но постояльцы гостиницы и персонал эвакуированы. Так что дуйте с оператором на место. Там и встретимся.

Мы, конечно, помчались, сообщив Виктории Семеновны о ближайших планах.

— Ну что ж? Опять ночью мне СМС сбросишь, — спокойно сказала мне Виктория Семеновна.

Гостиница была оцеплена, прямо за оцеплением роился народ, правда, закутанных в одеяла и полураздетых не было. Кто-то даже успел чемоданы прихватить, но возмущались все — и прихватившие свое добро, и не прихватившие. На месте уже работали несколько наших с Пашкой коллег. Олега я не увидела, как, впрочем, и Алекса Бейли. Или Алекс уже в «Большом доме, из подвалов которого виден Магадан»?

Мы сняли парочку интервью — высказался один бизнесмен из Воронежа, который, по его словам, из-за какого-то там «Новичка» вынужден среди ночи болтаться на улице. А он мечтал отоспаться. Повествуя о случившемся и делясь собственными впечатлениями, бизнесмен использовал известные русские слова, начинающиеся на «е», «х», «б», и «п», и производные от них. Но поскольку теперь эти слова запрещено давать в эфир, а дать интервью со свидетелем, состоящее из одного запикивания, мы не можем, я попросила мужчину сделать еще одну попытку. И для начала представила его, сказав, что он прибыл в наш город из Воронежа, известного нефтяного края.

— Девушка, вы что несете? — спросил он.

— Вы давно в нашем городе?

— Сегодня прилетел. А какое это имеет значение?

Я пояснила, что он просто еще не слышал нашу местную, так сказать, шутку юмора и завтра при встрече с партнерами может пошутить по-питерски или знать, как ответить правильно, если Воронежскую область назовут известным нефтяным краем. Мы в нашем прекрасном городе на Неве ничего не имеем против Воронежа и с уважением относимся к жителям всех других городов России (но считаем наш самым красивым). Мы знаем, что Воронеж гораздо старше Санкт-Петербурга, и что этот город — родина ВДВ, что там был осуществлен первый учебно-тренировочный прыжок с парашютом с самолета, и дата прыжка (26 июля 1930 года) считается днем рождения парашютного спорта.

Но один наш известный футболист, лучший бомбардир в истории российского футбола (как «Зенита», так и сборной России), уже закончивший карьеру, вложил триста тридцать миллионов рублей в строительство нефтеперерабатывающего завода в Воронежской области — и потерял их, поскольку стал жертвой мошенников. В Питере эта история долго муссировалась в большинстве средств массовой информации, было возбуждено уголовное дело, футболист признан потерпевшим. Нельзя сказать, что простые люди, которые в принципе не могут себе представить сумму в триста тридцать миллионов, сильно жалели футболиста, который не сразу заметил их исчезновение. И вскоре в нашем городе появилась присказка, которая обычно произносится при упоминании Воронежа или Воронежской области: «А-а, известный нефтяной край!» Так что это шутка не о Воронеже, а о футболисте.

Еще ходили слухи, что в этой афере со строительством нефтеперерабатывающего завода пострадали и несколько других футболистов. Но они не подавали в суд и не светились, возможно, чтобы не выглядеть идиотами.

— Спасибо, что рассказали, — с широкой улыбкой поблагодарил воронежец. — Не зря, значит, я сегодня на улицу вышел. Домой вернусь — друзей развлекать буду. И теперь знаю, как завтра партнерам представляться. Что я должен сказать на камеру?

Я также решила взять интервью у какого-нибудь иностранца. Найденный мной голландец тоже первым делом стал говорить про «Новичок».

— Откуда здесь «Новичок»? — спросила я.

— Петров и Боширов привезли. Или Березовский с того света прислал, — рявкнул житель Воронежа, который теперь ходил за мной как приклеенный, и добавил пару крепких выражений, которые нельзя дать в эфир.

«Новичок» (если кто еще не знает) — это отравляющее вещество нервно-паралитического действия, разработанное в СССР в 1970–1980-х годах. Строго говоря, это группа веществ, точной информации об эффективности которой нет, но весь мир заговорил про него после отравления Сергея Скрипаля в Англии. Считается, что использовался как раз «Новичок». Одни ученые утверждают, что это третье поколение боевых отравляющих веществ, другие — что четвертое. Он никогда не стоял на вооружении ни советской, ни российской армии. Официальные лица заявляют, что производство отравляющих веществ было прекращено в России еще в 1990-е годы, а запасы уничтожены в соответствии с международными соглашениями и в присутствии международных наблюдателей.