генералом и вспомнит в указе от 28 декабря 1761 г., как тот, «препровождая Его Императорское Величество из Голштинии в Россию, отличные свои услуги персоне Его Императорского Величества оказывал».

Путешествие совершается в тайне. Петр едет под именем графа Дюкера. В пути не возникло никаких препятствий, и будущий Петр Федорович благополучно прибыл на свою новую родину. В Москве на коронационных торжествах Елизавета представляет его народу как своего наследника. На дворе зима 1742 г.

Годы учения великого князя

Якоб фон Штелин, один из последних «людей эпохи Возрождения», универсал, сам не получивший основательного образования, любитель наук, искусств, и ремесел, на 17 лет старше своего ученика. Он родился в Швабии, в городе Мемингене, в зажиточной бюргерской семье. Учился в местной гимназии, затем в Университете Лейпцига. Изучал мертвые языки (переводил с древнегреческого стихи Сафо) и другие гуманитарные дисциплины, играл на флейте, посещал музыкальный кружок, где близко сошелся с сыновьями Иоганна Себастьяна Баха, участвовал в концертах студенческого оркестра «Коллегиум музикум», которым дирижировал Бах-старший, а также с помощью некого итальянца овладел искусством запускать фейерверки и делать гравюры. Именно эти познания побудили Иоганна Альбрехта Корфа, в те годы возглавлявшего Академию наук, пригласить Штелина в Россию. В Петербурге он получил звание адъюнкта, затем профессора Академии, назначен наблюдать за академическими граверами. При восшествии на престол императрицы Елизаветы Петровны Штелин вместе с Двором поехал в Москву, где поставил оперу «Clemenza di Tito» с прологом своего сочинения «La Russia afflita e reconsolata» (касавшимся вступления на престол императрицы) и сочинил план главному фейерверку и разным иллюминациям, бывшим тогда в Москве.

Через два года после приезда Штелин назначается профессором риторики; в 1738 г. преподавал историю литературы, к этому добавились лекции по естественному и моральному праву. Вел официальную переписку Академии с Двором и Сенатом, когда они пребывали в Москве, обеспечил немецкое издание «Санкт-Петербургских ведомостей», после кончины Анны Иоанновны назначен организатором погребальных церемоний. Его жалованье достигало 680 рублей (не считая жилья, дров, свечей), кроме того, он получал отдельную плату за приватные лекции.

Я. Штелин

Перед приездом Карла Петера Ульриха в Россию Елизавета устроила своеобразный конкурс учебных планов для юного племянника-наследника, которого срочно нужно «русифицировать». В этом конкурсе победила программа Якова Штелина, а ее автор стал воспитателем Петра Федоровича.

Осиротевший мальчик, оказавшийся на чужбине, среди людей, говорящих на незнакомом языке, поневоле должен доверять наставнику-немцу, иначе он просто не выжил бы. И судя по его запискам — доверял, делился воспоминаниями, обращался с просьбами. Сам же Штелин отмечал, что его юный подопечный часто невнимателен и отличается нервозностью, барабанит пальцами по столу или притопывает. Ему трудно сосредоточиться: что угодно — муха, забытое кольцо для салфетки — могло отвлечь его от занятий.

Штелина нельзя назвать ни кабинетным ученым, всецело поглощенным своей наукой, ни бессребреником. Судя по всему — это человек хваткий, часто беспринципный и достаточно желчный. В своем дневнике он не стесняется в выражениях, когда речь идет о русских или французских коллегах. Русские, включая Ломоносова, по его мнению, пребывали в отсталости, не усвоили даже Коперника; французы отличались высокомерием, злобностью и суетностью разговоров. И те и другие трусливы, любят склоки, подхалимы. Разумеется, и следа этой желчи нет в его официальной переписке.

Надо отдать должное Штелину, сумевшему найти подход к непростому ученику. Он рассказывал великому князю короткие истории, сопровождаемые картинками, портретами действующих лиц, картами, монетами и медалями. Зачитывал выдержки из трактатов о международных отношениях, договорах, конвенциях и правилах субординации. Составил 40 синхронистических таблиц, в которых описывались события недавней европейской истории. Дополнял такое обучение географией, подкрепляя рассказами о путешествиях, топографическими трудами, геральдикой и генеалогией, использовал макеты крепостей и городов, оловянных солдатиков, невольно возвращая своему ученику слишком рано кончившееся детство.

Сам Штелин вспоминает: «Профессор заметил его склонности и вкус и по ним устроил свои первые занятия. Он прочитывал с ним книги с картинками, в особенности с изображением крепостей, осадных и инженерных орудий, делал разные математические модели в малом виде и на большом столе устраивал из них полные опыты. Приносил по временам старинные русские монеты и рассказывал при их объяснении древнюю русскую историю, а по медалям Петра I — новейшую историю государства. <…>

Когда принц не имел охоты сидеть, он ходил с ним по комнате взад и вперед и занимал его полезным разговором. Чрез это он приобрел любовь и доверенность принца, который охотнее выслушивал от него нравственные наставления, чем от обер-гофмаршала Брюммера и обер-камергера Берхгольца».

Характерно, что гуманитарные науки, специалистом в которых был Штелин, Петра не привлекали, он предпочитал математику и ее прикладное применение — артиллерию, фортификацию и т. д. Цифры, в отличие от людей, не лгут, их нельзя подкупить, их точность легко проверить.

Обучение великого князя продолжалось до дня его бракосочетания с Екатериной Алексеевной (25 августа 1745 г.). После этого Штелин, произведенный в чин надворного советника, назначается библиотекариусом при Дворе великого князя Петра Федоровича, оставаясь профессором при Академии наук.

Судьба обошлась с ним более благосклонно, чем с другими приближенными Петра.

Но можно ли назвать его настоящим другом? Или человеком, скорее считавшим, что близость к великому князю полезна для него, что она дает ему возможность участвовать в политической игре и выиграть преференции для себя?

То же можно сказать и обо всех людях, окружавших великого князя, а затем императора. Все они старались так или иначе повлиять на Петра Федоровича, в интересах, прежде всего, той политической партии, которую поддерживали. Например, Екатерина пишет: «Как принц Август (дядя Екатерины. — Е. П.), так и старые камердинеры, любимцы великого князя, боясь, вероятно, моего будущего влияния, часто говорили ему о том, как надо обходиться со своей женой; Румберг, старый шведский драгун, говорил ему, что его жена не смеет дыхнуть при нем, ни вмешиваться в его дела, и если она только захочет открыть рот, он приказывает ей замолчать, что он хозяин в доме и что стыдно мужу позволять жене руководить собою как дурачком». Слова, достойные старого солдата (Румберг в молодости служил драгуном под началом Карла XII), скорее всего, они пришлись бедному Петру Федоровичу по вкусу.

* * *

Густав Румберг, приехавший с Петром из Киля, служил командиром «комнатной гвардии» Петра Федоровича, наподобие «потешных полков», которую внук завел по примеру великого деда, о чьих подвигах ему так много рассказывали. Как и дед, внук хотел создать для себя иллюзорный мир, где бы все