– Ой, – перебила Элина, – Ксюша и раздел квартиры стерпела, она нам сказала: «Сделаю вид, что я совсем в маразме, не помню, где до больницы жила, позвоню Любаше, заговорю с ней как ни в чем не бывало».

– Ага, Ксения дочурке звякнула, – влезла в разговор Фунтова, – при нас дело было, мы сидели у Гаскониной. Она Любке сказала: «Солнышко, я уже дома. Приходи чайку попить». А «солнышко» так в трубку матом заорало, что на всю комнату разнеслось.

– «Пошла ты на … карга … – процитировала Элина, – наконец-то я избавилась от …! Хочу жить, как хочу …!» Уж, простите, господа, за брань. Из песни слова не выкинуть.

– Ксюша отсоединилась, заплакала, – продолжала Фунтова, – и вот тут мы ей обе сказали: «Хватит! Ты не одна. Мы рядом. А Люба! Пусть катится туда, куда она тебя послала!»

– Я им подчинилась, – сказала Ксения, – поняла: конец истории. Любе не десять, не двадцать лет. Она такова, какова есть, другой не станет. Злиться мне не на кого. Сама дочь своей бесконечной любовью испортила. И больше я ей не звонила. А Люба обо мне забыла. И вдруг! Приходит Соня!

– Анекдот просто, – поморщилась Элина, – если учесть, что никто ЭКО не делал, эмбрионы не замораживал!

Марина показала на Любу пальцем.

– Она ничего не знала! Считает себя невероятно умной, а мать полностью выжившей из ума. На самом деле все наоборот. Люба идиотка! Ксюша ее во сто крат умнее, и лучше, и добрее!

– Ей следовало дочь-поганку сразу веником гнать, – негодовала Элина, – правду ей на пороге сказать: ты дочь преступника! Мошенника! Мерзавца! Нет никакой Сони! И не было!

– А Ксю ее впустила! – перешла в верхний регистр Марина. – Господи! Как мы с Элей на нее разозлились. Знаете, что она нам сказала?

– Правду, – вздохнула Ксения, – жаль мне Любу. Не от хорошей жизни на такое девочка решилась.

– Девочка! – фыркнула Элина. – Да в ее возрасте кое-кто уже бабушка.

– Я Ксю понимаю, – сбавила тон Фунтова, – мой сын взрослый, а для меня котик крохотный. Ничего с этим не поделаешь. Не вырвать дитя из сердца, даже если оно тебе туда капитально насрало.

В комнате стало тихо. Я нарушила молчание.

– Ксения Петровна, вы стали общаться со лже-Соней?

Балерина сгорбилась.

– Да… не знаю, как это объяснить… вы не поймете… «Соня» такая милая, заботливая, внимательная… Каждый день по много раз звонила, по вечерам приезжала, мармелад мой любимый привозила. Я всегда мечтала о такой дочери.

– Во, во! – покраснела Элина. – Мы с Мариной ей говорим: «Ксю! Прекращай. Нехорошая игра. Добром это не закончится». И что она ответила? Никогда не догадаетесь!

– Сказала честно, – зашептала Ксения, – что всегда мечтала иметь такую дочь. Когда ходила беременной, именно такую девочку себе представляла. С годами крылья надежды опали, пришло понимание: никогда, никогда, никогда доброй дочери мне не иметь. И! Вот она! Есть! Не могу свою мечту прогнать!

– Люба знала, что у матери есть подруги Элина и Марина. Но небось она думала, что мы «сумасшедшую полудурку» (так Люба Ксю величала) давно бросили. Раньше я звонила Ксении часто, но она сказала: «Мариночка, не набирай мой номер. Любаша ругается, ей звонки мешают. Сама тебе лучше звякну». И с Элей так поговорила. Пока они вместе жили, Любка о мать ноги вытирала. Подлость она с апартаментами сотворила, но на самом деле вышло хорошо. Ксю поселилась одна, мы получили возможность снова с ней общаться сколько хотим!

– Помнится, когда я была у вас, Ксения Петровна, услышала, что вы дружили только с одной семьей, – не утерпела я, – давно уехавшей. Про Элину и Марину ни гугу.

Ксения смутилась.

– Не хотела, чтобы вы к ним с расспросами приходили. Берегу своих девочек. Мы уж не молоды, зачем тратить лишние нервы? Да вы, Виола, их все равно отыскали. Понятия не имела, что Эля ваша учительница! Вот какие кренделя жизнь выписывает.

– Твой крендель с Соней большая загогулина, – буркнула Элина, – да ты такая радостная ходила!

– Ксюша была счастлива донельзя, старательно из себя странноватую бабку изображала, – с горечью согласилась Фунтова. – А «Соня» ее прямо обожала! Я уж засомневалась, подумала: вдруг Люба осознала подлость своего поведения, но боится у матери прощения попросить из-за своих мерзостей? Вот и придумала ход: она Соня. Глупо ужасно. Но ей так легче.

– Мы все о Любе думали лучше, чем она есть, – фыркнула Элина. – А потом! Ксюша позвонила, попросила срочно к ней зайти. Было одиннадцать вечера. Я испугалась, что ей плохо! Понеслась. Ксю у меня спросила: «Ты же вроде в хороших отношениях с Григорием, лучшим другом покойного Рафаэля?» Я ответила: «Конечно. Он теперь не в полиции, а в коммерческой лаборатории служит. При фирме Макса Вульфа. Государство прекрасного специалиста по возрасту турнуло. А Макс его с радостью взял. Почему ты им интересуешься?

Ксю вынула из буфета банку.

– Собрались мы с Соней чай пить. Она вдруг говорит: «Мамочка, тебе не трудно мою сумочку из прихожей принести? Там коробка конфет». Я в коридор вышла, и тут меня как стукнуло. «Посмотри, что она делать станет», будто прямо в ухо кто-то сказал. Я остановилась. Осторожно дверь в кухню приоткрыла, посмотрела. «Соня» из пузырька что-то в мою чашку наливала, потом бутылочку в лифчик запихнула. Я за сумкой сходила, принесла, села и к дочери обратилась: «Сонюшка, и у меня к чаю вкусное припасено. Сбегай, детонька, в гостиную, там в буфете в вазочке печенье». Она послушалась. А я свою полную кружку живо в духовку спрятала, знала, туда она никогда не полезет. Себе другую чашку поставила, на дно заварки плеснула. Дочь вернулась.

– Мама! Нет печенья.

Я ей:

– Ты о чем? Ах, какой чай чудесный! Попробуй, я привезла его из Китая, на гастролях там недавно была.

– Григорий в чае нашел лекарство, – воскликнула Элина. – Уж не знаю, кто Любе его посоветовал. Оно сильного действия, накопительного. Ксения пьет свои медикаменты. То, что ей в чай подлили, в конфликт с ними войдет. Не сразу, надо регулярно препараты вместе пить, чтобы инсульт случился. Идеальное убийство. Вкуса, запаха у снадобья нет. Если полиция заинтересуется, анализы сделают, подумают: старуха сама себе его прописала, не знала, что от такого сочетания на тот свет укатит. Надоело дочурке «Соню» изображать, и она решила…

Люба вскочила, бросилась к двери и исчезла за ней.

– Удрала! – закричала Фунтова. – Ловите ее!

– Не имеем права задерживать Любовь Сергеевну, – пояснил Степан.

– Она хотела отравить Ксюшу! – возмутилась Элина.

– У нас нет ничего, кроме ваших слов, – произнес Шкатулкин. – Ох, тети! Ну и спектакль вы устроили!

– Вы все поняли? – жалобно спросила Марина.

– Не сразу, – вздохнула я, – а встреча с вами сразу нас насторожила!

– Почему? – смутилась Фунтова.