Я вспоминаю сон с участием Морфея, который видела, когда тонула: про то, как земля начала дышать и пузыриться у меня под ногами. Может быть, там кишели мюмзики? Потом я думаю про муравьев – они ведь, как никакие другие живые существа, включая червей, способны перемещать с места на место груды земли. Они, видимо, разрушили основание Страны Чудес и запустили защитный механизм, который призван помешать армии цветов прорваться сквозь кроличью нору.

Крылья Паутинки трепещут, превратившись в размытое пятнышко. Она висит в воздухе напротив моего лица. Ее зеленая кожа поблескивает.

– Мюмзики похожи на потерявшихся детей, тем более что они от них и рождаются. Они боязливы и нервны, если только не покоятся на своем месте. Если их потревожить, больше всего они желают сделать дело и вновь вернуться в безопасные логовища. Они жаждут безопасности, которую некогда обеспечивали их светлые половинки, зелюки. Поэтому мюмзики тянутся к свету – и к тебе. Твоя магия не позволяет им тронуть тебя, но они думают, что это ты призвала их сюда. Поскольку они не обнаружили здесь ничего принадлежащего Стране Чудес, то пришли в замешательство. Теперь они ожидают, что ты осветишь им путь и отведешь обратно.

Я смотрю на бесформенные извивающиеся тени за спиной у Паутинки. Они придвигаются ближе к нам, словно пытаясь понять, к какому миру она относится. Свет, который излучает фея, видимо, гипнотизирует их и сбивает с толку.

– И поэтому они разбили лампочки и украли мой фонарь? Они хотели подобраться ближе к свету?

Паутинка кивает.

– Ты должна проводить их к кроличьей норе.

– А ты почему не можешь? Пусть идут за твоим светом.

При этом предложении фея вздергивает нос.

– У меня нет таких способностей. Свет, который ты зажжешь, должен быть достаточно ярким, чтобы осветить путь и помочь им вернуться на место, но в то же время пусть он сотрет следы, чтобы они не вернулись по ним сюда.

Я издаю стон. Еще одна загадка.

– У них даже ног нет.

Паутинка садится на мое бедро, где я оставила масляный отпечаток собственной пятерни. Она опускается на четвереньки и водит по пятну ладошкой размером с божью коровку.

– Следы у каждого существа свои.

Я смотрю на маслянистые потеки, которые остались на стенах и на полу.

– Используй то, чему научил тебя мой господин, – продолжает Паутинка.

Голос феи звучит тепло; видимо, Морфей простил ее. Это дает надежду, что он простит и меня.

– Отошли их домой.

Она взвивается в воздух.

Когда Паутинка отлетает, тени придвигаются ближе. Я закрываю голову руками. Пусть даже я знаю, что мюмзикам нельзя меня трогать, мне всё равно страшно.

– Подожди! Не улетай! Скажи Морфею, что я прошу прощения. Я сожалею, что обидела его! Передай, что он нужен здесь. Пожалуйста! Это очень важно.

– Я должна вернуться, иначе мюмзики утащат меня силой. Морфей позаботится о безопасности Кроллика. По-твоему, разве это неважно?

Пристыженная, я оставляю ответ при себе. Я действительно готова упасть на колени и молить Морфея о возвращении… как он и сказал.

– Когда ты закончишь с мюмзиками, найди его, – говорит Паутинка и улетает в раздевалку, оставив меня наедине с Таэлор и призраками.

Две стороны моей натуры неразрывно сплелись. Только сумасшедшая стала бы надеяться, что их можно удержать на расстоянии друг от друга.

Раздается первый звонок, в пять минут девятого, и кто-то дергает дверную ручку. Крики в коридоре делаются всё громче.

– Дверь заклинило! – кричит директор.

– Сейчас позову уборщика, – отвечает кто-то из учителей.

У меня пульсируют виски. Мысли прыгают в голове, как шарики для пинг-понга, пока я пытаюсь придумать хоть какой-нибудь план.

Мюмзики воют и вопят, напуганные человеческими голосами. Они треплют мне волосы, втягивают глотками мое дыхание, рвут легкое платье Таэлор, превращая рукава в лохмотья. Я отмахиваюсь и кричу. Призраки съеживаются, но я знаю, что это лишь временное отступление. Чем дольше они тут торчат, тем меньше становятся похожи на испуганных детей. Скорее они напоминают крылатых чудовищ.

Нужно убрать их отсюда, пока кто-нибудь из школьного персонала не открыл дверь и не заработал сердечный приступ.

Я тянусь к гирлянде фонариков, чтобы «осветить им путь», но понимаю, что они только перебьют лампочки. Как же отправить этих тварей домой, если они сводят на нет мои попытки помочь?

И тут я чувствую, как пробуждается во мне чутье подземца, словно что-то трепещет у меня в голове, приоткрывая логику нелогичного. Только одна вещь способна устоять перед живыми тенями. Живой свет.

Огонь дышит. А еще он способен пожирать различные виды масла, например керосин. Если масляные потеки, оставленные мюмзиками, могут гореть, это и есть ответ на загадку Паутинки.

В мире людей освещать путь, в то же время уничтожая его, невозможно и бессмысленно. Но только не в Стране Чудес. И теперь, когда она раздвинула свои границы, это сделалось вполне разумным и логичным даже тут.

Идея безумная и опасная. Я могу спалить школу дотла. Но других вариантов нет, не говоря уже о том, что сама мысль об огромной силе, которая лишь ждет сигнала, слишком соблазнительна, чтобы устоять.

Мое тело гудит от предвкушения, от неутолимого желания принять вызов, доказать Морфею, что я могу с этим справиться, что он был прав, доверившись мне.

Я вылезаю из-под стола и стою в темноте, заткнув уши, чтобы не слышать пронзительных воплей мюмзиков. Закрыв глаза, я сосредотачиваюсь на гирляндах, которые висят на деревьях и валяются на полу. Я их не вижу, но знаю, что они там, и представляю, как крошечные лампочки оживают. Они начинают дышать и загораются, как настоящие свечи. Мой пульс замедляется и делается ровнее. Так, в тишине и мраке, я вселяю жизнь в безжизненное.

Когда я вновь открываю глаза, фонарики горят мерцающим оранжевым светом. Мюмзики парят над ними, но не нападают, а как будто ждут указаний.

Теперь огню нужно коснуться маслянистых следов. Я заставляю свет внутри фонарей вырасти – и они взрываются, превращаясь в огненные шары. Нити, соединяющие фонарики, воспламеняются – это похоже на китайского новогоднего дракона. Сыплются оранжевые, желтые, алые искры.

Еще усиливая эффект, я представляю, что горящие нити способны двигаться. Они соскальзывают с деревьев, поджигая окрашенные ветки, и ползут по полу, чтобы присоединиться к тем, которые уже лежат внизу. Нити распространяются, не оставив без внимания ни одной лужицы, ни одного пятна.

Несколько секунд – и все следы загораются, а мюмзики выстраиваются в ряд.

– Ступайте домой! – кричу я. – Здесь вам нечего делать!

По горящим следам они возвращаются в раздевалку. Маслянистые потеки сгорают у них за спиной, жирные черные линии исчезают. Когда последний призрак исчезает за загородкой и из раздевалки доносится звук трескающегося стекла, я чувствую огромное удовлетворение.