– Алисса. – Папа настоятельно ждет ответа.

– Да, – отвечаю я. – Если вернусь первая, то буду молчать как могила.

Это шутка, но папа не смеется, наверное, потому, что он никогда не встречал некоего нахального подземца, склонного к черному юмору. В неловкой тишине я откашливаюсь. Горло саднит от дыма.

– Тебе очень, очень повезло, что директор счел это несчастливой случайностью, – говорит папа, давая понять, что пускай он и не понял шутки, зато заметил мой сарказм. – И что они приняли во внимание твое многолетнее хорошее поведение. Однодневное исключение – сущий пустяк за то, что ты чуть не сожгла школу. Случайно это произошло или нет, но они могли подать в суд, и тогда последний экзамен ты бы сдавала не здесь, а в колонии.

Я прикусываю губу. Конечно, я рада, что в моем послужном списке не появится запись о вандализме. Мне даже позволено прийти в субботу и получить аттестат вместе с одноклассниками. При одном условии: на выпускном балу я сегодня не появлюсь.

Родители Таэлор предложили устроить бал в «Подземелье», раз уж спортзал разрушен. Что самое удивительное, Таэлор предпочла не подавать в суд. Она, видимо, подсознательно помнит, что я пыталась ей помочь. Она попросила лишь, чтобы на меня наложили временное ограничение – запретили подходить к «Подземелью» ближе чем на пятьдесят метров.

Я изгнана с собственного выпускного бала. Год назад я бы закатила вечеринку, чтобы это отпраздновать. А теперь? Я по-настоящему разочарована.

Пусть даже в глубине души я знала, что бала не будет. Идет война, и медлить больше нельзя. Если я не спущусь по кроличьей норе в ближайшее время, Червонная Королева и ее армия пройдут сквозь портал – если они уже этого не сделали. И тогда случившееся в спортзале покажется Диснейлендом.

– Возьми. – Папа даже не смотрит на меня, протягивая ключи от «Гоблина». – И умойся, когда приедешь домой. У тебя весь макияж поплыл.

Видимо, я перепачкалась копотью (ведь никакого макияжа нет).

– Помоги, пожалуйста, вытереться.

Что угодно, только бы папа взглянул на меня.

Тот отводит глаза.

– Посмотри в боковое зеркальце.

Его пренебрежение ранит больнее, чем грубое слово или разочарованный вид. Папа поворачивается, чтобы сесть в машину, и дает мне последнее наставление:

– Сегодня ты не выйдешь из дома. И никаких гостей. Тебе еще надо сдать последний экзамен. И извиниться перед матерью. Езжай прямо домой. Поняла?

Я киваю. Это ведь не вполне ложь. В конце концов, он не уточнил, куда именно домой.

Я не тратила время зря, пока сидела в медпункте, а папа общался с директором и школьным консультантом. Я узнала у мистера Пьеро адрес студии Розы и забила его в мобильник.

Как только я выеду с парковки, то примусь за розыски Джеба, моих мозаик и Морфея. Буду на коленях молить его о помощи, если придется. А потом встречусь с Червонной Королевой в Стране Чудес.

Так что – да, папа, я возвращаюсь домой.

Только не туда, куда ты думаешь.

Ответив на встревоженную эсэмэску от Дженары и пообещав найти ее брата, я жду, когда папа уедет. Не хочу, чтобы он последовал за мной. Не берусь представить, как он разозлится (ну или испугается), когда я не появлюсь дома. Но если я сейчас вернусь, у меня никогда не хватит смелости сделать то, что нужно.

В попытке выглядеть занятой я расплетаю косу и провожу пальцами по волосам, чтобы их распутать, затем наклоняюсь к зеркальцу заднего вида, чтобы вытереть лицо. Один взгляд – и мне становится дурно.

Это вовсе не сажа. На лице снова появились узоры, как у Морфея, только более женственные по очертаниям и без драгоценных камней. Наверное, это случилось, когда я начала утрачивать связь со своей человеческой половиной. Неудивительно, что в кабинете директора все смотрели на меня так странно.

Я осмеливаюсь еще разок посмотреть на узоры и замечаю рыже-серый полосатый хвост, свисающий с зеркальца.

– Чешик?

Пушистый хвост подергивается.

Папа, выезжая с парковки задом, многозначительно смотрит на меня, и я притворяюсь, будто достаю из бардачка салфетки. Папа выкатывает на дорогу, и я оглядываюсь, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, а потом касаюсь пальцем хвоста Чешика. Он обвивается вокруг пальца и превращается в оранжевый туман.

Когда маленький подземец материализуется в воздухе, я подставляю ладонь. Он садится на нее мохнатый, подвижный и теплый.

– Сейчас угадаю. Морфей хочет, чтобы я его нашла, – говорю я.

Блестящие зеленые глаза Чешика изучают меня целую минуту, после чего он подлетает к окну и, подышав на стекло, когтистым пальчиком выводит на нем слово «п-а-м-я-т-ь».

Я вставляю ключ в замок зажигания.

– Да, знаю. Он ждет среди забытых воспоминаний. Послушай, мне некогда сейчас ломать голову над загадками.

Включается мотор.

– Я нужна Джебу.

Чешик качает головой и дышит на ветровое стекло, прямо у меня перед глазами. На сей раз он рисует поезд и два крыла.

Я вздыхаю.

– Да, ты спас нас от поезда. Я помню. Спасибо. А теперь возвращайся и скажи Морфею, что ему придется еще немножко подождать.

Я стираю конденсат со стекла салфеткой.

Чешик порхает вокруг и хмурит белые пушистые брови.

Я отмахиваюсь от него и надеваю солнечные очки.

– Я не передумаю. Сначала Джеб. Ты можешь ехать со мной, но только если не будешь мешать.

Крохотное существо, скрестив лапки на груди, плюхается на приборную доску. Его обычная зубастая улыбка превращается в мрачную ухмылку, длинные усы обвисают.

Когда я поворачиваю на дорогу, мимо проезжает пикап. Водитель глазеет на Чешика и чуть не пропускает поворот.

– Лучше тебе сделаться… чуть незаметнее, – советую я.

Чуть слышно вздохнув – совсем как котенок чихает, – Чешик опускается на четвереньки, подвернув хвост. Он прижимает крылья к спине и расслабляет голову, так что она качается в такт езде. Точь-в-точь автомобильный болванчик.

Я бы засмеялась, если бы не волновалась так из-за Джеба.

Чтобы найти студию, уходит двадцать минут. Она находится в конце безлюдной грунтовки, в восьми милях к югу от того квартала, который мы с Морфеем проезжали вчера.

Я останавливаюсь на пыльной парковке, которая заодно служит подъездной дорожкой. Как только мотор затихает, Чешик перестает качать головой и с шипением возвращается на зеркальце заднего вида.

Я снимаю очки. Мне так страшно, что самой впору зашипеть. Убогий домик с плоской крышей окружают полдесятка вялых мескитовых деревьев. Их стволы и ветви скрючены. Они как будто вросли в стены. Можно подумать, что деревья нападают на дом. Вид не очень приветливый.