Марианна, и зачем ты так со мной поступила? — я обхватил старика за ногу и принялся её гладить. — Я мог дать тебе всё и даже больше, а ты?.. Бросила меня ради мести. Разве я виноват в том, что твой отец был плохим человеком?.. И пусть мы были с ним в какой-то мере дружны, но я ведь не мог помочь ему и предать государство. Ты ведь меня понимаешь…

И тут на меня вылили графин. Вода была такой холодной, что я на миг вернулся в реальность и понял, что обнимаю чужой сапог. Это неприятное осознание вынудило меня подняться и, невзирая на головокружение, направиться на второй этаж. Броуди шёл за мной по пятам, боясь, как бы я не свалился на одну из семейных реликвий, расставленных в коридоре.

Хозяйка дома и её гости пребывали в гостиной. Я уже был там ранее, если быть точным — вчера, и, помнится, эта гостиная оставила на меня самое приятное впечатление.

И за день ничего, по большому счёту, не изменилось: она была по-прежнему прекрасна… И говорю я уже не про помещение, хотя оно, признаться, тоже соответствовало моим мещанским вкусам — я говорю исключительно про одетую в чёрное хозяйку, от которой по-прежнему исходил аромат ванили, сандалового дерева и белого кедра. Мне хотелось её съесть.

— Добрый день, мистер де Салес, — сладко молвила аристократка. — Вы вновь припозднились.

Последнее было сказано ровно тем же тоном — весьма приторно, но при этом я отчего-то ясно понял, что мной решительно недовольны.

— Задержали на работе. — вежливо ответил я и, криво поклонившись, сел в самый дальний угол, накрытый тенью от портьеры.

Гости оказались этим недовольны.

— И куда же вы от нас спрятались? — подал голос рыхлый аристократик в дорогущем костюме. — Я хотел поговорить с детективом лицом к лицу, как и мой сын. Верно, Гауэйн?

Полненький юноша перестал ковыряться в носу и, плохо соображая, о чём его просят, сказал неуверенное «да».

— И правда, Лойд, зачем же вы спрятались? Мы не кусаемся. — де Вилларе улыбнулась. — Присаживайтесь ближе. Я уже успела соскучиться по вашему прагматичному лицу…

Я неохотно пересел. Солнечные лучи осветили моё опухшее лицо.

— Что с вами? — женщина изобразила волнение. Притворное, как и всё в ней. — Неужели, на вас напали?

— Да. Вчера я спасал даму от моряков…

— И затем опоили её водкой. — язвительно добавил де Ребер старший, осклабившись от собственной хохмы. — От вас так несёт спиртом, что если бы я встретил вас на улице, а не здесь, то я бы продумал, что вы — обычный забулдыга.

Жозефина усмехнулась. Это стало для меня непоправимым ударом: я разревелся, собрал пожитки и ушёл прочь из города, не имея больше никаких моральных сил выносить такое унижение… Но перед этим уточнил:

— Я выпил, чтобы заглушить боль — у меня сломаны рёбра, — и кажется, я почти что не врал: после вчерашнего моё тело жутко болело. — А вы?

— Что? — дворянин насупился.

— А вы вчера выпивали?

— Какое отношение это имеет к делу?

— Прямое. Как палка, которой бьют собак.

Мужчина не стал отвечать и уязвлённо посмотрел на хозяйку дома. По озорному виду женщины я понял, что происходящее ей весьма нравилось, и что, не будь её дочь в опасности, она бы с удовольствием продолжила смотреть, как пьянчуга и ненавистный ей идиот пререкаются между собой по разным вопросам. Идиотом, как вы понимаете, был, конечно же… Я.

Чтобы уважить владельца серебряных рудников, дама приняла позу и, враз посуровев, молвила:

— Мистер де Салес, мне очень не нравится ваше сегодняшнее состояние. Вы проявили неуважение, явившись к моей будущей семье в таком виде, и если бы не дочь, то я бы выкинула вас на улицу с самого начала, как только вы заползли в эту комнату, еле держась на ногах и сдерживая рвотные позывы. Вам ясно?.. Лойд?..

Признаюсь, монолог был таким долгим, что я немножко уснул. Даме это, вероятно, не очень понравилось, поэтому она рассерженно топнула ножкой, и я резко подорвался с места.

— А, что?

— Вы всё поняли? — с нажимом переспросила аристократка, хмуря бровки.

— Да-да, уразумел и раскаиваюсь, — ответил я и несерьёзно махнул на собеседников рукой.

Де Ребер грозно засопел. В тот момент он был похож на разъярённого красной тряпкой быка, и, думаю, не так трудно догадаться, кто же исполнял роль тряпки.

— Всё это смехотворно, моя дорогая: вы наняли обычного шута, — заговорил негодник, будто бы меня больше не существовало в этой гостиной. — Данный мальчишка никогда не найдёт вашей дочери, будьте в этом уверены!

Светская львица обиженно поджала губы: критика оказывала на неё такое же влияние, как на шпиона — гимн вражеской страны. Но дорогой свекор, казалось, не заметил этого и продолжил:

— Если камнем преткновения в таком нецелесообразном выборе стали деньги, то…

— Вы, конечно же, одолжите их моей нанимательнице, потому как у вас их очень много. Поздравляю.

Негодница, к коей было адресовано прошлое предложение, шаловливо улыбнулась: я ей нравился. На бедном же де Ребере пропало всякое лицо:

— Вы… вы… за оскорбление дворянина вам полагается десять плетей! — рассерженный грубиян встал, чуть не опрокинув предназначавшуюся ему чашку с чаем, и, грузно оперевшись на стол, принялся вскрикивать: — Вы, тля, и не представляете величину моего положения! Мой отец, да-да, мой отец, был генералом Армии и подавил восстание в Вербедере!

Гауэйн, счастливый глупец, потому как все идиоты — счастливцы, смотрел то на отца, то на меня, то на портрет возлюбленной за моей спиной и так и не мог решить, кого ему надо уважить больше: изображение, ровесника или папашу.

В конце концов, крики свёкра вынудили хозяйку дома отодвинуть дивный стульчик-кресло и встать. Как только она это сделала, де Ребер старший сразу же замолчал, и не оттого, что обладал какими-никакими манерами и уважением к даме, а единственно потому, что рассерженная Жозефина была выше сего гневливца на пол головы и, я больше чем уверен, могла вполне скрутить его в бублик.

— Сейчас же сядьте!

Сын генерала покорно плюхнулся в кресло. В тот момент ему было так страшно, что он предпочёл умолчать о праве свободно высказываться где бы то ни было. Я улыбнулся…

— А вы, — дама повернулась в мою сторону, и я выпрямился по струнке. — Чтобы я больше не слышала, как с ваших уст срываются всякие глупые вопросы!

Женщина последний раз окинула помещение строгим взглядом и, не найдя недовольных, примостилась обратно на стул.

— Прямо сейчас, возможно, прямо в эту минуту, с Адель творят ужасные вещи! Вам должны