— А аспирин?

— Аспирин у меня есть в «бардачке».

Она вошла в аптеку, хлопнув дверью, потом вернулась и бросила мне на колени бумажный пакет.

— Хотите, я вам расскажу, что будет дальше? — обратилась она к Литси со сдерживаемым негодованием, заводя мотор и продолжая путь к Лондону.

— Сейчас он перевяжет себе ногу, обложит ее пузырями со льдом, чтобы не опухла, и будет так сидеть. К утру на нем проступят синяки в форме копыта, и все тело у него будет болеть. Он будет стараться, чтобы никто не заметил, что наступать на эту ногу ему очень больно. Если вы его спросите, как он себя чувствует, он ответит, что чувствует нервными окончаниями. Он не любит, когда ему сочувствуют. Вопросы на эту тему его раздражают, и он делает все, чтобы их избежать.

Когда она сделала паузу, Литси вставил:

— Видно, вы его очень хорошо знаете.

Это заставило Даниэль замолчать. Но она вела машину, по-прежнему с трудом сдерживая гнев, и расслабиться ей удалось далеко не сразу.

Я проглотил несколько таблеток аспирина, запил их минеральной водой и задумался над тем, что сказала Даниэль. Да, пожалуй. Литси прав: она действительно меня знает. К сожалению, говорила она таким тоном, словно предпочла бы меня не знать.

— Кит, — сказал Литси через некоторое время, — вы ведь так и не рассказали мне, почему Мейнард Аллардек был так недоволен, когда принцесса сказала, что ее лошади всегда выступают в Сандауне хорошо. Что в этом может быть плохого?

— Я бы рассказал, да скромность не позволяет, — улыбнулся я.

— А вы все-таки постарайтесь!

— Это был комплимент в мой адрес, и Мейнарду Аллардеку он был неприятен.

— Вы хотите сказать, что ее лошади выступают хорошо благодаря вашему искусству?

— Скорее благодаря опыту или чему-то вроде этого.

— Он просто одержимый, — сказал Литси.

«Он еще и опасен, — подумал я. — Есть ведь такое явление, как наемные убийцы...» Но об этом мне думать не хотелось совсем. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, я спросил Даниэль, удалось ли ей сообщить Беатрис, что в понедельник она в последний раз работает в вечернюю смену.

После долгой паузы Даниэль ответила, что нет, она ничего не говорила.

— Жаль, — сказал я, встревоженный. — Ты ведь обещала!

— Не могу я... А что, если Нантерр подстережет тебя и убьет?

— Не убьет, — сказал я. — А вот если мы его не поймаем... — Я помолчал. — Принцесса мне сегодня сказала, что, если Ролан подпишет контракт на производство оружия, чтобы спасти нас всех, он умрет от стыда. Буквально. Просто не захочет больше жить. Она очень боится, что он сдастся... она его любит... она не хочет, чтобы он умер. Поэтому нам надо остановить Нантерра; и чем скорей, тем лучше.

Даниэль молчала еще две-три мили. В конце концов молчание нарушил Литси.

— Я сам скажу Беатрис, — твердо пообещал он.

— Нет! — воскликнула Даниэль.

— Прошлой ночью, — сказал я, — Нантерр убил еще одну из лошадей принцессы. Принцесса не хочет, чтобы Ролан об этом знал... и чтобы об этом знала Беатрис, потому что она ему скажет.

Они оба ахнули.

— Неудивительно, что она была так печальна, — сказал Литси. — Значит, это не только из-за того, что Геликон упал.

— Какую лошадь? — спросила Даниэль.

— Коля. Того, на котором я ездил в Аскоте.

— Того, что едва не выиграл? — уточнил Литси.

— Да, — сказала Даниэль. — Он должен был участвовать в Золотом кубке.

Она сглотнула.

— Если Литси скажет Беатрис, что в понедельник у меня последний день, я не стану это отрицать.

Мы провели еще один вечер, способный внушит клаустрофобию. Ролан спустился к ужину. Разговор был несколько напряженный из-за того, что все боялись сказать то, чего говорить не следует.

Литси удалось ловко и непринужденно сообщит Беатрис, что в понедельник мне в последний раз придется забирать Даниэль после работы, потому что он больше не будет работать по вечерам. Принцесса очень удивилась.

Беатрис приняла информацию именно так, как; рассчитывал: стрельнула глазами в мою сторону и явно принялась лихорадочно прикидывать место и время.

Интересно, сознает ли Беатрис, что она, в сущности, намеревается подстроить? Похоже, она готовила мне засаду без малейших сомнений и угрызений совести. Хотя, с другой стороны, она не знает о происшествии с Литси и о гибели Коля. Сообщить ей об этом мы никак не можем, потому что она немедленно использует эту информацию, чтобы усилить влияние на брата, или же в ней проснется совесть, и она вообще не станет устраивать засаду... Да, Беатрис — настоящая темная лошадка. Либо мы выиграем, либо проиграем.

Нантерр снова не позвонил. И человек из Брэдбери тоже не позвонил насчет вознаграждения.

Объявления появлялись в газетах уже два дня, но человек, передавший послание, либо не видел их, либо решил, что не стоит связываться.

«Ну что ж, — разочарованно думал я, с некоторым трудом укладываясь в постель, — тогда мне показалось, что это неплохая идея, как сказала Ева Адаму, когда они съели яблоко».

В воскресенье утром мне позвонил по переговорнику Даусон. Не было еще и семи. Он сказал, что мне звонят.

«Опять!!! — с ужасом подумал я. — О господи, только не это!»

Я поднял трубку с самыми мрачными предчувствиями, изо всех сил стараясь не дрожать.

— Слушайте, — сказали мне, — я насчет того послания от Даниэль. Я не хочу нарываться на неприятности, но... то, что там было написано насчет вознаграждения, остается в силе?

— Да, — ответил я, облизывая пересохшие губы.

— А сколько?

Я судорожно вздохнул. Я не верил своим ушам. Сердце у меня отчаянно колотилось.

— Довольно много. Зависит от того, что именно вы можете мне рассказать. Послушайте, я хотел бы встретиться с вами лично...

— Ну, это я не знаю... — ворчливо сказал мой собеседник.

— Тогда я заплачу больше. Деньги я привезу с собой.

Сердце поуспокоилось, и руки перестали дрожать.

— Я не хочу нарываться на неприятности, — повторил он.

— Неприятностей не будет. Скажите, где вас можно найти, и я приеду.

— Как вас зовут? — осведомился он. Я чуть поколебался...

— Крисмас.

— Ну так вот, мистер Крисмас, я с вами меньше чем за сотню встречаться не стану!

Он был настроен одновременно воинственно, подозрительно и настороженно.

— Ладно, — медленно ответил я. — Я согласен.