Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А что значит «А.В.»? — поинтересовался я.
— Арнольд Винсент, — честно ответил он.
— Ладно, — сказал я. — Вот остальные деньги. — Я отсчитал ему деньги. — Не вздумайте проиграть их все за раз!
Он удивился, потом стыдливо рассмеялся.
— Да ведь я не так часто могу себе позволить ездить на скачки, понимаете? Жена ведь знает, сколько я получаю.
— Ну, про эти деньги она ничего не знает! — весело ответил я. Спасибо вам большое, мистер Смит!
Времени у меня было полно, и я решил, что проверить все же стоит. Подождал, пока «Джон Смит» купит свой масляный фильтр и сядет на автобус, и ненавязчиво проводил автобус до Виддерлауна.
«Джон Смит» вышел из автобуса и отправился пешком на Карлтон-авеню.
Номер 44 оказался ухоженным муниципальным домиком на две семьи. «Джон Смит» открыл дверь своим ключом.
Полностью удовлетворенный, я поехал обратно в Лондон. Когда я вошел в холл особняка, навстречу мне из библиотеки вышел Литси.
— Я увидел, как вы подъехали, — лениво сообщил он. Окна библиотеки выходили на улицу. — Рад, что вернулись благополучно.
«Он меня ждал», — подумал я.
— Это была не ловушка.
— Вижу.
Я невольно расплылся в улыбке.
— Ну прямо кот, наевшийся сметаны! — сказал Литси.
Я кивнул в сторону библиотеки.
— Идемте туда, я вам все расскажу.
Я внес свою сумку с вещами и большой конверт в библиотеку — длинную комнату со стенами, обшитыми деревянными панелями, с книжными шкафами с решетчатыми дверцами, с персидскими коврами, с тюлевыми и красными бархатными занавесками. В этой элегантной комнате чаще всего принимали гостей, недостаточно близких, чтобы приглашать их наверх, и мне она казалась шикарным, но неуютным залом ожидания. Литси взглянул на мои ноги.
— Вы что, ноги промочили? — удивился он.
— Угу.
Я поставил сумку, положил конверт и стащил левый ботинок. Один из пакетов со льдом протек.
На глазах у ошарашенного Литси я вытащил из носка пакет, оставшийся целым, и опорожнил его в очень кстати подвернувшийся цветочный горшок. Второй пакет опорожнился сам, и я отправил его в мусорную корзину вслед за первым. Потом снял промокший носок, повесил его на сумку и надел мокрый ботинок на босу ногу.
— А-а, понял! — сказал Литси. — Это задумывалось как холодный компресс.
— Совершенно верно.
— А я слышал, что при растяжении нужно тепло... — задумчиво произнес он.
— Холод помогает быстрее.
Я отнес конверт на столик с лампой, по сторонам которого стояли два кресла, включил лампу и сел. Литси сел в другое кресло. В библиотеке всегда царил полумрак; дневной свет не мог проникнуть сквозь складки кремового тюля на окнах.
— Пусть мистер «Смит» говорит сам за себя, — сказал я.
Я положил диктофончик на стол, отмотал кассету назад и включил запись. Литси, «порядочный на вид джентльмен», с опасливым интересом слушал историю того, как его заманили в ловушку. А под конец его брови поползли вверх. У него это было признаком того, что он ничего не понимает.
Я показал ему бумагу, подписанную «Джоном Смитом», и обвел ручкой лицо Нантерра на фотографии.
— Мистер «Смит» действительно живет там, где сказал. Я на всякий случай проводил его до дома.
— Но, если вы все равно выследили его, зачем же вы дали ему еще полтораста фунтов? — удивился Литси.
— Ну... э-э... это избавило меня от необходимости узнавать его имя у соседей. — Литси хмыкнул. — В конце концов, он это заслужил.
— Ну и что вы будете делать со всем этим? — осведомился он.
— Ну, если нам чуть-чуть повезет...
И я изложил ему свой план. Хорошо, что в доме был лифт! Я поднялся на третий этаж в «бамбуковую» комнату, положил вещи, принял душ, переоделся, намотал сухую повязку и решил, что льда больше не надо.
Я все больше начинал чувствовать себя в этой роскошной комнате как дома. Беатрис, похоже, отказалась от попыток насильственного вторжения, однако я не питал иллюзий по поводу ее отношения ко мне. И чем больше мне нравилось здесь, тем больше я понимал, почему она так разозлилась.
Когда я спустился вниз, в гостиной ее не было. Там сидели только Даниэль и принцесса. Литси разливал напитки.
Я слегка поклонился принцессе — мы сегодня еще не виделись — и поцеловал Даниэль в щеку.
— Где ты был? — спокойно спросила она.
— Рыбку ловил, — ответил я в рифму.
— И что поймал?
— Живца для акулы.
Она взглянула на меня смеющимися глазами. На миг передо мной мелькнула прежняя, любящая Даниэль — мелькнула и снова исчезла. Я взял стакан, в который Литси плеснул немного виски, и отхлебнул, стараясь не сожалеть о прошлом. И тут в гостиную вошла — не вошла, а ввалилась — Беатрис. Глаза у нее были совершенно круглые. Она остановилась посреди комнаты, словно не зная, что теперь делать.
Литси принялся смешивать ей «Кровавую Мэри». «Да, — подумал я, король из него вышел бы неплохой, а бармен еще лучше». Мне нравилось смотреть, как он управляется с напитками. Беатрис проковыляла к дивану, где сидела принцесса, и рухнула рядом с ней, будто ноги ее не держали.
— Вот, пожалуйста, Беатрис, — весело сказал Литси, ставя на низкий столик стакан с красной жидкостью. — Чуточку соуса, капельку лимонного сока, все, как вы любите!
Беатрис уставилась на стакан невидящим взором.
— Касилия, — сказала она с таким видом, словно слова жгли ей язык, — какая же я была дура!
— Дорогая Беатрис... — начала принцесса. Беатрис внезапно заплакала навзрыд, с громогласными охами, переходящими в стоны.
Принцессе явно стало неловко. На помощь Беатрис бросился Литси. Он сунул ей большой белый платок и забормотал что-то утешительное.
— Скажите нам, что случилось, — предложил он, — и мы непременно сможем вам помочь!
— О-ох! — снова простонала Беатрис, кривя разинутый рот, и крепко прижала к глазам платок Литси.
— Беатрис, дорогая, постарайтесь взять себя в руки! — сказала принцесса несколько суховато. — Если вы не объясните, в чем дело, мы вам ничем помочь не сможем.
Несколько театральные рыдания Беатрис смолкли. Впрочем, ее страдания были неподдельными. Возможно, она переигрывала, ища сочувствия, но ей действительно требовалась помощь.
— Я просто ничего не могу с собой поделать! — всхлипнула она, вытирая глаза. Она сложила платочек и краешком аккуратно промокала накрашенные ресницы, оставляя на платке черные полосочки. «Не-ет, — подумал я, — когда человек действительно себя не помнит, он о макияже не заботится!»