К исходу второго года собственная выработка спирта и газа в колонии покрывала полностью потребности в топливе, и даже имелся резерв. В общем, с небольшой задержкой из-за монаха, колония стартовала. Оттуда поступают все возрастающие объемы рудных концентратов. Наш завод в Медзаводе потребовал расширения. Они уже не справляются полностью обрабатывать такое количество раскисленного концентрата. Меди теперь стало достаточно.

А в Выборге за это время тоже произошли сильные изменения. Последним из членов Госсовета сюда перебрался боярин Борис Морозов. Он строил себе дворец, по-другому он жить не хотел. Строительство затягивалось, потому что архитектор Баточчи сделал какие-то ошибки. Наконец, князь Борис переехал и впервые взял в руки «Выборгскую правду» с годовым статотчетом Татьяны. Сама она в Госсовет не ходила, ее эти ребята особо не интересовали. Так, отмахивалась от ухаживаний князя Глеба и иногда устраивала праздники в крепости. Дом у нас был только в Князево, в Выборге хватало дома в крепости. Он, по местным оценкам, очень маленький: 12 комнат, одна из них зал. С новым шрифтом князь разбирался тяжеловато, но он обратил внимание на цифры. Затем поехал к брату и переспросил незнакомые названия новых для него мер и весов. Схватил гусиное перо, взял счеты и нацепил на нос уже модные выборгские очки. Через некоторое время у него вспотел нос и лоб, очки запотели. Брат сидел рядом и особо ни о чем не расспрашивал. Видел, что брат не в духе. Борис откинулся в кресле и распахнул охабень. Бросил перо, долго боролся с длинным левым рукавом, достал батистовый, из Выборга, платок, вытер вспотевшее лицо, вытащил из бокового кармана кусочек замши и стал заинтересованно протирать очки, время от времени дыша на стекла.

– Брат Борис, ты чего так разволновался?

– Ты вот это читал, Глебушко? – он сунул ему газету в руки.

– Нет еще, почту дьяк не разбирал. А, это ж статистика, княгиня Татьяна каждый год такую пишет.

– А у тебя есть такое за прошлые года?

– Гришка! – позвал Глеб своего дьячка. – Подписки газетные принеси!

– И коньяк! – добавил князь Борис, коньячок из Франции он уважал и специально гонял за ним обоз.

Григорий принес подшивки газет и раскрыл их на отчетах, подслушивал, по привычке. Но князя Бориса это совершенно не волновало, он опять схватился за перо и счеты.

– Вот что, братец, получается. Князь Святослав и княгиня Татьяна за два года удесятерили свое состояние. А оно у них и так было не маленьким. По моим подсчетам, вот смотри, у них больше 500 миллионов золотом, не считая стоимости заводов, которые вообще бесценны. И ладно бы только на заморских товарах, так ведь, гляди, они в шесть-восемь раз больше с десятины имеют, чем мы. Мы, по сравнению с ними, просто нищие! Вот смотри, сколько принесла ему торговля солью! А это – селедкой. Да-да, обыкновенной селедкой! Не осетрами, не краснорыбицей, а селедкой. Да я и сам его «атлантическую специального посола» просто обожаю! Такой тонкий вкус, это нечто! Да с картошечкой! А она, кстати, тоже его по большому счету! Отсюда, из Выборга, мне привезли это блюдо и этот овощ. А этот старый козел Иосиф позволяет себе блокировать наше участие во всех делах князя. К Черному морю вышел князь, Крым пролетел мимо нас, колонии в Америке – опять князь, а мы мимо! Да сколько можно! Собирайся, едем в Москву из Иосифа дух вытрясать! Возьми с собой палку потолще. Он же нас мимо денег опускает!

– А что я тебе говорил! Княгиня – умнейшая и образованнейшая женщина, просто умница. Она ведет все финансовые дела в государстве. Рачительно и крепко. А в Москву ехать не надо! Много чести! Госсовет должен вызвать Патриарха сюда. Как в среду говорила Татьянушка, на 5 октября назначено открытие железной дороги на Москву.

– Что за дорога?

– Я краем глаза видел, что там две железки уложены. А вот как это будет выглядеть, нигде не опубликовано. На саму стройку не пускают. С князем говорил, но он был очень недоволен, что вкладываться только ему приходится, а у Москвы денег нет. Да и брать он их не хочет, из-за Иосифа. Говорит, что защищать Московию будет, раз уж на мече клялся, а со своими идиотами пусть сами разбираются. Без какой-то секуля… Черт, мудреное слово говорил. Секуляризации или как-то так.

– Да, есть такое слово, означает отнятие у монастырей земель и запрет заниматься хозяйственной деятельностью. В Пруссии проведена впервые, у нас еще Иван III хотел так сделать, да не успел, ему Зойка Палеологиня помешала. Так, разошли своих, собирай Госсовет. Хватит нам без царя сидеть, вопрос нужно решать немедленно. Упускать такие деньги негоже. Сам выступлю!

Я же занимался доставкой первого роторного экскаватора в Дедовичи. Подошли к истоку Шелони, мои топографы принесли карты. На шлюпках завезли якоря. Затем сзади к плавучему экскаватору прицепили баржонки. На них закрепили опоры ленточного транспортера. Между лентами поставили соединительные лотки. Весь этот «хвост» монстра заканчивался на сетках предварительной сушилки. Сушилка при заполнении отодвигалась в сторону по рельсам, и с нее продолжала стекать вода. Мутная, красная, растревоженная вода глубочайшего болота. Подали газ с берегового газогенератора, и через некоторое время цистерны экскаватора наполнились им до предела. Трубу отсоединили, дальше газогенератор экскаватора будет работать от собственной «подачи». Часть торфа будет сушиться и перерабатываться непосредственно на борту. Зашумели горелки парогенератора, и через несколько минут дал ток главный генератор. Некоторое время постояли, пока давление немного «прыгало». Затем подали напряжение на двигатель ротора. Провернулись ковши экскаватора и на транспортер упали первые комья торфа, добытые из озера Полисто. Путь из Новгорода в Псков начал восстанавливаться. Каждую минуту на желоб транспортера набрасывалось восемь тонн торфа. Он плыл по резинотканевой транспортерной ленте на сетки «сушилки» и укладывался там двухметровым слоем. Сетки менялись вручную. В дальнейшем этот процесс будет механизирован, а пока – так. Совершив двухдневный оборот почти вокруг собственной оси, сетка с торфом сваливалась в приемник газогенератора. Ею загружался очередной подошедший цилиндр, продвигался в сторону, и он подключался к сети электростанции. Вначале из него выпускали получившийся при нагреве пар, затем, когда пара становилось меньше, оператор закрывал сброс пара, и начинался процесс возгонки. В зависимости от задания масса нагревалась до определенной температуры. Давление, соответственно, росло. Наконец, при стабильной температуре обжига, оно уравновешивалось, далее из реактора забирали газы, которые шли на газовый завод. Там отделяли водород, иногда угарный газ, а иногда в реактор подавали перегретый пар с температурой 350 градусов. После этого реактор, в котором произошли данные процессы, выливал под давлением свое содержимое в отдельные цистерны. Это – жидкое топливо, что-то вроде бензина. А получившийся кокс грузили в баржи. Остальная часть, без водорода, поступала в компрессор, и из него выходил сжиженный газ, диметиловый эфир, который направлялся в трубы, ведущие к цементному заводу в Бабино или в печи Выборгского металлургического комбината, или в хранилища Выборгской железной дороги. Заодно отапливая и освещая все дома по пути трассы. Посмотрев на ритмичную работу завода, пожав руку Тихону Афанасьеву, я уехал домой, где намечалось открытие железной дороги в Москву. Прогорел я на ней жутко!