И все они напрямую затрагивали Мехлиса. По принятому 21 марта 1941 года совместному постановлению ЦК ВКП(б) и СНК СССР Лев Захарович стал одним из заместителей председателя Совнаркома (по совместительству) и в этом качестве существенно расширил свои полномочия. Каждый зампред получал кураторство над двумя-тремя наркоматами и мог теперь единолично, хотя и в рамках установленных планов, решать все оперативные вопросы по подведомственным наркоматам. Причем все решения заместителей председателя СНК издавались как распоряжения правительства.

В соответствии со вторым, принятым в тот же день совместным постановлением, было создано Бюро Совнаркома — новый орган власти, не предусмотренный Конституцией и тем не менее облеченный всеми правами Совнаркома СССР, поскольку его решения издавались как постановления СНК. Вначале в Бюро вошел ограниченный круг людей, но уже 7 мая все 15 заместителей председателя СНК, а следовательно, и Мехлис, стали его членами.[106]

Учитывая, что за несколько дней до этого, 4 мая 1941 года, председателем СНК был утвержден Сталин, можно определенно сказать: оформление процесса концентрации партийной и государственной власти в нашей стране в одних руках завершилось.

В Бюро СНК СССР Льва Захаровича окружали исключительно члены Политбюро, лишь он сам и Булганин не входили в состав высшего партийного руководства. Тем самым он оказался признанным участником процесса, который настойчиво проводился Сталиным — оттеснения от властных рычагов старых, еще с 20-х годов соратников Молотова, Кагановича, Микояна, Ворошилова выдвиженцами периода «большой чистки»: в Политбюро — Ждановым, Хрущевым, Маленковым, Берией, Щербаковым, в СНК — Вознесенским, Булганиным, Берией, Мехлисом.

Косвенной, хотя и весьма выразительной оценкой усилий последнего на посту наркома государственного контроля СССР стало его назначение (по совместительству) председателем государственной штатной комиссии Совнаркома СССР в соответствии с постановлением СНК от 5 июня 1941 года. Основная задача комиссии заключалась в разработке и осуществлении мероприятий по усовершенствованию госаппарата, включавших: разработку общегосударственной номенклатуры должностей и должностных окладов, рассмотрение структуры и утверждение штатов республиканских наркоматов и управлений, упразднение искусственно созданных звеньев государственного и хозяйственного аппаратов, устранение дублирования и параллелизма в их работе.

Есть основание полагать, что Сталин, подпись которого стоит под указанным постановлением, был удовлетворен усилиями Мехлиса на посту наркома ГК, одобрял его настойчивость, готовность карать невзирая на лица и постепенно расширял ему поле деятельности. Вождь убедился, что его давний выдвиженец неплохо справляется с задачей держать наркомов и других хозяйственных руководителей в напряжении, не давать формироваться вокруг них устойчивым командам, препятствовать превращению наркоматов в монстров, обладающих огромным экономическим потенциалом и потому становящихся более независимыми от правительства и его нового председателя.

Решению этой задачи способствовал непрерывно шедший всю вторую половину 30-х годов процесс разукрупнения наркоматов. К началу Великой Отечественной войны НКГК СССР осуществлял свои функции в отношении уже 46 наркоматов и ведомств. Лично Мехлис как нарком курировал деятельность главных контролеров в двух из них — обороны и Военно-Морского Флота, не передоверяя их заместителям. Он словно предчувствовал, что именно там, в военном ведомстве, ему придется провести ближайшие четыре с половиной года.

Последний предвоенный день начался у Льва Захаровича совершенно неожиданно. В пакете, аллюром «три креста» доставленном фельдъегерем из Кремля, нарком госконтроля обнаружил постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о своем назначении начальником Главного управления политической пропаганды РККА. При этом прежняя должность за ним сохранялась.

Правда, из-за занятости Мехлиса делами по военному ведомству обязанности наркома госконтроля фактически выполнял его заместитель В. Ф. Попов. За всю войну (да и то лишь тогда, когда работал в Москве) Лев Захарович подписал считаное число приказов в качестве руководителя наркомата.

К моменту начала войны ему довелось возглавлять НКГК неполный год. Но на функционирование новой госструктуры он оказал едва ли не решающее влияние. В стиле его деятельности преломилось стремление сталинского руководства к тотальному контролю как универсальному средству управления. Только если раньше Мехлис контролировал сферу общественного сознания, то теперь во всю силу давил на административные рычаги, обеспечивая рост эффективности общественного производства и режим экономии. И делал это с присущими ему энергией и напористостью.

Возвращение Мехлиса на должность, которую он оставил менее чем за год до этого — начальника Главного управления политической пропаганды РККА, было не случайным. Армейский комиссар 1-го ранга Запорожец, сменивший Льва Захаровича в сентябре 1940 года, явно уступал своему предшественнику. При всех крупных недостатках Мехлис был публичным политиком, личностью масштабной, авторитетной в высших партийных и государственных кругах. Безусловную преданность вождю он сочетал с инициативой, напором, обладал пробивным характером, умением, невзирая на цену, добиваться поставленной цели, бескомпромиссной требовательностью на грани жестокости, а то и за ее пределами. Пришедший же на должность начальника ГУПП с поста члена военного совета Московского военного округа Запорожец так и остался военным чиновником среднего калибра, бледным, незаметным, одним из многих. Сталин явно разочаровался в нем. Не случайно по ходу начавшейся войны Александр Иванович все время шел «на снижение» и закончил ее генерал-лейтенантом, членом военного совета армии, а затем тылового военного округа.

Первый день в новой должности, оказавшийся последним мирным днем для страны, Мехлис провел в Наркомате обороны, принимая дела. Был спланирован его срочный выезд вместе с наркомом обороны Тимошенко в Западный особый военный округ, но на глазах сгущавшаяся грозовая атмосфера на границе заставила отказаться от задуманного. В ночь на 22 июня он был вызван к Сталину для участия, судя по записям в журнале посетителей кремлевского кабинета вождя, в совещании высших политических и военных руководителей, закончившимся в 23 часа по московскому времени.[107]

Лев Захарович был также в числе тех немногих деятелей (кроме него — Тимошенко, Жуков, Молотов, Берия), которых Сталин в 5 часов 45 минут 22 июня собрал на первое после известия о нападении фашистской Германии совещание. Здесь была выработана директива наркома обороны № 2, которая предписывала войскам Красной Армии «обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу», а также приняты важнейшие решения, положившие начало превращению страны в единый военный лагерь.