— Придай своему повествованию даже большую легкость, чем оно того заслуживает, дорогой мальчик. Пиши, насколько сможешь, легче, — напутствовал он меня до того, как я взялся за перо, — потому что правду жизни не найти в ужасах, она только в надежде.

И выполнить обещание следовать его наставлениям все труднее, по мере того как моя история приближается к часу оружия. Свет уходит от меня, его место занимает тьма. Чтобы ублажить мою массивную, шестипалую музу, я должен прибегать к таким вот лирическим отступлениям вроде упоминания Одиссея.

Определившись с тем, что в сложившейся ситуации нет никакой возможности обратиться за помощью к чифу Портеру, я везде погасил свет, за исключением ванной. Не смог заставить себя остаться наедине с трупом в полной темноте, ибо чувствовал, что у него, даже мертвого, найдутся для меня сюрпризы.

В темноте, без труда ориентируясь в заставленной мебелью комнатушке, благо прожил здесь не один год и даже с завязанными глазами ни на что бы не наткнулся, я быстро добрался до окна и опустил рычаг, поворачивающий жалюзи.

Справа увидел лестницу, залитую лунным светом. Никто не поднимался по ней к двери моей квартиры.

Прямо передо мной находилась улица, но растущие между нами дубы мешали ее разглядеть. Тем не менее увиденного меж ветвей мне хватило, чтобы понять, что ни один подозрительный автомобиль не припарковался у тротуара после моего возвращения.

Вроде бы в данный момент за мной не следили, но я чувствовал, что тот, кто убил Робертсона, обязательно вернется. Узнав, что я пришел домой и обнаружил труп Робертсона, этот человек или эти люди попытались бы убить меня, а потом обставить двойное убийство как убийство-самоубийство или, что более вероятно, позвонили бы в полицию и тем самым отправили бы меня в камеру, попадания в которую я всеми силами старался избежать.

Насчет того, что кому-то очень хотелось меня подставить, двух мнений быть не могло.

Вновь закрыв оконные жалюзи, не включая свет, я подошел к комоду, который стоял рядом с кроватью. Если ты живешь в одной комнате, около кровати можно найти все, от дивана до микроволновой печи.

В нижнем ящике комода я держал чистое постельное белье. Из-под наволочек достал аккуратно сложенную и выглаженную простыню, которой в жаркие ночи укрывался вместо одеяла.

И хотя в сложившейся ситуации подобная жертва выглядела оправданной, уж очень мне не хотелось с ней расставаться. Постельное белье из чистого хлопка стоит дорого, а у меня аллергия ко многим синтетическим волокнам, которые используются в более дешевых простынях, наволочках, пододеяльниках.

В ванной я расстелил простыню на полу.

Мертвый и безразличный к моим проблемам, Робертсон, понятное дело, не собирался облегчать мне жизнь. Однако я удивился, когда он не захотел вылезать из ванны. Разумеется, речь шла не об активном сопротивлении живого человека, а о пассивном — трупном окоченении.

Он стал твердым и жестким, как груда досок, сбитых гвоздями под разными углами.

С неохотой я положил руку ему на лицо. Оно было холоднее, чем я ожидал.

И я понял, что мое понимание событий предыдущего вечера требует существенной корректировки. Потому что я исходил из некоторых предпосылок, которые, судя по состоянию Робертсона, были ложными.

Чтобы узнать правду, я решил продолжить осмотр трупа. Когда я его нашел, он лежал лицом вниз. Потом перевернул, а теперь вот начал расстегивать пуговицы рубашки.

В том, что это занятие вызовет у меня отвращение, я не сомневался, но все-таки не ожидал, что к горлу подкатит тошнота.

Пальцы повлажнели от пота. Перламутровые пуговицы выскальзывали из них.

Я посмотрел на Робертсона в уверенности, что его взгляд более не устремлен во внеземную даль, а внимательно изучает мои, вдруг ставшие неуклюжими, руки. Разумеется, выражение шока и ужаса, застывшее на его лице, не изменилось, и он продолжал всматриваться куда-то туда, за пелену, которая отделяет этот мир от последующего.

Его губы чуть разошлись, словно с последним выдохом он поприветствовал смерть или обратился к ней с какой-то просьбой.

Переведя глаза на его лицо, я занервничал еще сильнее. А когда опустил голову, чтобы сосредоточиться на неподатливых пуговицах, то решил, что его взгляд следует за мной. И если бы я почувствовал зловонное дыхание, вырывающееся из его рта, то скорее всего вскрикнул бы, но не удивился.

Ни один труп не вызывал у меня такого страха, как этот. По большей части мертвые, с которыми я имею дело, призраки, и я не очень-то знаком с малоприятными биологическими аспектами смерти.

Впрочем, в данном случае меня волновали не столько запахи и признаки ранней стадии разложения, а некоторые физиологические особенности трупа, главным образом грибовидная опухлость, которая характеризовала его при жизни. И, конечно же, зачарованность (об этом говорила картотека) пытками, жестокими убийствами, расчленением тел, обезглавливанием, людоедством.

Я расстегнул последнюю пуговицу. Раздвинул полы рубашки.

Поскольку Робертсон был без майки, мне сразу открылась синюшность его тела. После смерти кровь просачивается сквозь ткани, отчего на коже образуются синяки. Пухлая грудь Робертсона и его дряблый живот, все в темных пятнах, выглядели отвратительно.

Холодная кожа, трупное окоченение, явно выраженная синюшность говорили о том, что он умер не час или два тому назад, а гораздо раньше. Высокая температура в моей квартире могла ускорить все эти процессы, но не до такой степени.

И скорее всего на кладбище церкви Святого Бартоломео, где Робертсон показал мне палец, когда я смотрел на него из звонницы, я видел не живого человека, а призрак.

Я попытался вспомнить, видела ли его Сторми. Она наклонилась, чтобы достать сыр и крекеры из корзинки для пикника. Я случайно ее толкнул, и все рассыпалось по дорожке…

Нет. Она не видела Робертсона. К тому времени, когда она поднялась и перегнулась через парапет, чтобы посмотреть на кладбище, он уже ушел.

А несколькими минутами позже, когда я открыл наружную дверь церкви и увидел Робертсона, поднимающегося по лестнице, Сторми находилась позади меня. Я тут же захлопнул дверь и потащил ее из притвора в неф, а потом к алтарю.

До приезда в церковь я видел Робертсона дважды у дома Оззи в Джек Флетс. Первый раз он стоял на тротуаре перед домом, потом — на участке, за домом.

В обоих случаях Оззи не мог подтвердить, что этот гость был настоящим, живым человеком.

Со своего насеста на подоконнике Ужасный Честер увидел Робертсона, стоящего на тротуаре перед домом, и отреагировал на него. Но сие не означало, что Робертсон был из плоти и крови.

Я многократно был свидетелем того, что кошки и собаки реагируют на присутствие призраков, хотя бодэчей они не видят. Обычно животные в подобных случаях не ведут себя агрессивно, похоже, с призраками они ладят.