Большинство жителей Пико Мундо полагало, что службы в церкви Шепчущей Кометы приведут к тому, что в один прекрасный день вся паства отведает отравленного «Кулэйда»[52]и из ангара придется вывозить сотни трупов. Но все закончилось гораздо прозаичнее: полиция выяснила, что основатель церкви и прихожане не столько молились, как занимались производством таблеток «экстази» чуть ли не в промышленном масштабе и распространяли их по всей стране.

После того как церковь перестала существовать, некая организация, которая называлась «Общество защиты Первой поправки[53]», владеющая сетью книжных магазинов для взрослых, баров «Топлесс», интернетовскими порносайтами и танцполами с караоке по всей территории США, уговорила власти округа Маравилья выдать ей бизнес-лицензию. Они переделали ангары в парк развлечений с сексуальным уклоном, существенно удлинив прежнюю неоновую вывеску: «ЦЕРКОВЬ ШЕПЧУЩЕЙ КОМЕТЫ: БАР «ТОПЛЕСС», КНИЖНЫЙ МАГАЗИН ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ И «БОЖЕСТВЕННЫЙ БУРГЕР».

В городе говорили, что бургеры и жареный картофель там действительно готовили отменно, да еще выполняли обещание наливать первый стакан прохладительного напитка бесплатно. Но тем не менее туда не потянулись ни семьи, ни профессиональные пары, которые обеспечивают основной доход любому ресторану.

Однако заведение, прозванное в городе «Шепчущим бургером», приносило немалый доход, несмотря на убытки ресторации. Потому что бар «Топлесс», книжный магазин для взрослых (там, правда, продавали не книги, а видеокассеты) и публичный дом (не упомянутый в заявке на получение бизнес-лицензии) работали с завидной прибылью.

И хотя адвокатам корпорации, этим бесстрашным защитникам Конституции, удавалось держать открытыми двери десяти маленьких ангаров, где Жрицы любви принимали жаждущих, «Шепчущий бургер» канул в Лету после того, как голый клиент, накачавшись наркотиками и виагрой, застрелил трех проституток.

Неуплата налогов «Обществом защиты Первой поправки» и наложенные на него штрафы привели к тому, что ангары стали собственностью округа. За последующие пять лет в техническое обслуживание ангаров не вкладывалось ни цента, а пустыня не прекращала попыток отвоевать отнятую у нее территорию. В результате ржавчина и вандализм сделали свое черное дело.

Территорию церкви ранее превратили в тропический рай с сочной травой лужаек, разнообразными пальмами, папоротниками, бамбуком и цветущими лианами. Однако без каждодневного полива, с влагой, поступающей лишь в короткий сезон дождей, все живое увяло и усохло.

Свернув с автострады, я выключил фары и подфарники и ехал сквозь тени, отбрасываемые в лунном свете мертвыми пальмами. Асфальтовая дорога, вся в трещинах и выбоинах, привела меня к заднему торцу главного здания, а потом к россыпи маленьких куонсетских ангаров.

Мне не хотелось оставлять автомобиль с работающим двигателем, но иначе я лишал себя возможности быстрого отъезда. Без ключа зажигания требовалось достаточно много времени, чтобы вновь завести двигатель.

Вытащив из пластикового мешка ручной фонарь, я отправился на поиски подходящего места для привезенного трупа.

Пустыня Мохаве вновь задышала. С востока подул легкий ветерок, пахнущий сухой травой, горячим песком, странной жизнью пустыни.

Когда куонсетские ангары использовались под общежития верующих, в каждый набивалось по шестьдесят человек, которые спали чуть ли не друг на друге. После того как церковь сменил бордель с бургерами, эти ангары подверглись капитальной реконструкции и превратились в уютные спальни проституток, от которых клиенты получали то самое, что только обещали голые по пояс официантки бара.

За годы, прошедшие с тех пор, как территория лишилась хозяина, и главное здание, и ангары, конечно же, разграбили. Все двери были открыты, некоторые вывалились из проржавевших петель.

В третьем из обследованных мною ангаров я обнаружил дверь с работающей пружинной защелкой. То есть, закрыв ее, я мог не беспокоится о том, что она распахнется от порыва ветра или от давления морды хищного зверя.

Мне не хотелось оставлять труп там, где до него могли бы добраться койоты. Робертсон был монстром, я по-прежнему в этом не сомневался, но, что бы он ни сделал или собирался сделать, я не мог подвергнуть его останки тому унижению, которое, по словам бабушки Шугарс, могло выпасть на ее долю, если б она умерла за игрой в покер.

Может, койоты и не ели падаль. Может, они ели только мясо жертв, которых убивали сами.

В пустыне, однако, и кроме койотов полным-полно живности, хотя по первому взгляду об этом не скажешь. И многие из ее обитателей с удовольствием пообедали бы свежей трупятиной.

Подогнав «шеви» как можно ближе к выбранному ангару, от двери меня отделяло десять футов, я минуту собирался с духом, прежде чем взяться за труп. А еще сжевал две таблетки, понижающие кислотность желудка.

По дороге из города Боб Робертсон ни разу не спросил: «Мы еще не приехали?» И тем не менее вопреки всякой логике я не верил, что он таки останется мертвым.

Вытащить его из автомобиля оказалось проще, чем втащить. Тогда особенно запомнился момент, когда большое желеобразное тело завибрировало в саване и мне показалось, что в руках у меня мешок, полный змей.

Подтащив его к двери в ангар, я остановился, чтобы стереть капающий со лба пот, и увидел желтые глаза. У самой земли, в двадцати или тридцати футах от меня, они смотрели на меня голодным взглядом.

Я навел на них фонарь и увидел то самое, чего боялся, — койота, пришедшего из пустыни, чтобы обследовать заброшенные здания. Большой, поджарый, с жесткой шерстью, с острыми зубами, по натуре он был куда менее злобен, чем многие человеческие существа, но в этот момент выглядел демоном, вырвавшимся за ворота ада.

Луч фонаря его не испугал. Сие предполагало, что он уверен в себе, не боится людей и скорее всего не один. Я обвел лучом фонаря ночь и тут же обнаружил второго койота, чуть сзади и правее первого.

До недавнего времени койоты редко нападали на детей и никогда — на взрослых. Но человеческие поселения наступали на охотничьи земли койотов, и те становились храбрее и агрессивнее. Так что в последние пять лет койоты несколько раз набрасывались на взрослых.

Вот и эти двое, похоже, видели во мне не опасного противника, а вкусный обед.

Я посветил у ног, искал камень, удовлетворился куском бетона, отвалившимся от пешеходной дорожки. Швырнул его в ближайшего хищника. Снаряд приземлился в шести дюймах от цели и отлетел в темноту.

Койот отпрыгнул в сторону, но не убежал. Его напарник последовал примеру вожака и тоже остался на месте.

Хрипы и урчание работающего двигателя, на которые койоты не обращали ни малейшего внимания, меня как раз тревожили. В «Шепчущий бургер» и днем-то никто не заглядывал. Ночью и подавно. Так что случайного человека шум работающего двигателя привлечь не мог. А вот если кто приехал сюда по мою душу, то их приближающиеся шаги я бы не расслышал.