Робарт прислонил копье к стволу дерева и укрылся под еще оголенными ветками. Это было одно из немногих уцелевших деревьев в забытой Богиней долине. Остальные превратились теперь в грубые пни, наспех срубленные, не дающие ни крова, ни дров. О Богиня, как же он тосковал по своей постели дома, на цивилизованном севере.

Он смотрел в темноту и завидовал огонькам, мерцающим вдалеке, у примитивных укреплений, воздвигнутых обреченными горожанами. Тем проклятым деревенщинам, по крайней мере в эту ночь, сухо и тепло – в отличие от него и его друга Тинольта, c которым приходится торчать в карауле.

Робарт не понимал, для чего они сейчас здесь. Ведь никто не выйдет из дома в такое ненастье, и особенно перепуганные крестьяне. Они будут прятаться в своих хлипких хижинах из камней и палок. Но наступит завтрашний день, и прямо по ним и их жалким домам пройдут маршем три тысячи бравых воинов Империи света. Городишко… как его? Карнбрук? Тарнбек? Да не важно, скоро он получит новое имя и новое предназначение в качестве укрепленного плацдарма для распространения на юг Империи света. Робарт подумал о несчастной судьбе горожан. Но с другой стороны, когда армия пойдет на юг, он вовсю насладится хорошей погодой и пышными женщинами свободного поведения. Скоро здесь будет большой выбор вдов. А когда завоюют богатые города, будет и пожива.

Инквизиторы принца Сокола очистят языческие города, и лишь горстка взрослых людей будет признана достойной жить. Они с Тинольтом были достаточно юными, чтобы избежать чистки в своей деревне в те давние дни имперской экспансии, еще до того как инквизиторы Богини стали такими… старательными. Ландграф Дарин забрал мальчишек к себе, что избавило их от воспитательных лагерей. Ландграф дал им кров и возможность заниматься честным трудом на его земле, за что они вечно будут ему благодарны.

Однако фанатики Светлейшей пугали Робарта. Как раз потому он, честный солдат и верный последователь, теперь морозил под проливным дождем задницу во славу Богини. И потому был счастлив, не жалуясь, убить любого, кого инквизиторы назвали еретиком. Истории, которые рассказывали немногие возвратившиеся с гор разведчики, были тошнотворно ужасны, но Робарт куда сильнее боялся идущих позади сил Империи света. И если он сбежит обратно в долину, то встретится с самим принцем Соколом, а тот не славился тем, что даровал милость Богини. Болтали, что у их лорда имелась особая пытка для изменников и дезертиров, и длится она неделями.

Светлейшая была прекраснейшей из богинь, однако давала Робарту благ не больше, чем предыдущие боги земли, воды, воздуха и огня, в которых верило его племя. Хотя он все-таки заслужил от нее изысканный новый плащ.

Он крепче закутался в промокшую и грязную белую ткань – как славно она выглядела перед маршем рекрутов Оллстейна на плацу Светлой гавани, – пригнулся пониже, тщетно пытаясь устроиться так, чтобы капли не попадали за шиворот. Ему удалось – дождь хлынул сильнее, и капли превратились в поток. Он потерял Тинольта из виду – второй караульный такой же жалкой кучкой укрылся под деревом всего в тридцати шагах от него. Они росли вместе и вместе выжили, вместе пошли в солдаты, а прошлой ночью вместе использовали возможность напиться вдрызг, пока не началась резня. Теперь они на половинном пайке и наслаждаются ночным караулом в качестве наказания.

Замерзший и вымокший, он ждал целую вечность, пока не подошла смена – высокая тень, сгибающаяся под проливным дождем.

– Вот бедолага, – сквозь шум дождя крикнул он. – Чем ты так прогневал ландграфа, что попал сюда?

Ночь миновала скорее, чем он ожидал, раз уже приближался рассвет. Солдат был здоровенный, к тому же тупой – забыл взять копье. Зато тащил чье-то тело.

Робарт вскочил на ноги, нащупал собственное копье и глубоко вонзил его в грудь подошедшего.

Глаза огромного человека сверкнули весельем. Он сбил Робарта наземь таким ударом, что копье вывалилось из рук.

Робарт поднялся, прижимаясь спиной к стволу дерева, а незнакомец легко выдернул копье из собственной плоти и поднял тело, которое тащил за собой – о Богиня, это Тинольт! – и с нечеловеческой силой замахнулся им, как дубиной. Удар опять отбросил Робарта в грязь, а тело друга рухнуло на него и придавило к земле. Неизвестный перемахнул через него и оседлал их обоих, ухмыляясь в лицо Робарту.

Дождь капал с острых как иглы клыков. Их было много, так близко к незащищенному горлу Робарта. Выходит, правдой оказались байки о том, что здешние горожане водятся с тварями темной магии! Неудивительно, ведь и улицы Муравейника были наводнены монстрами.

Тинольт застонал. Он был все еще жив, но оглушен и истекал кровью. И паникующий разум Робарта нашел, за что зацепиться. Он жив. А этот человек, эта тварь чего-то хочет от них. Он еще может выжить.

– Чего тебе от нас надо? – прохрипел он, моргая от хлещущего прямо в лицо дождя.

– Один из вас останется в живых, – глухим низким голосом ответило существо. – Другого я съем. Кто хочет выжить, чтобы донести мое послание до вождей Империи света?

– Я! – сказал Робарт. – Я это сделаю.

Тинольт захрипел, приходя в сознание.

– Нет, мы друзья. Я…

Слова превратились в бульканье, поскольку существо когтистой лапой схватило его за шею и выдернуло гортань.

Кровь друга хлынула горячим потоком на замерзшую под дождем кожу Робарта, и его вырвало.

Человек сунул кусок плоти Тинольта себе в рот и принялся жевать, а жертва корчилась в бессловесном крике.

– Как вкусно.

Из плоти человека выступили костяные шипы, клыкастая челюсть начала разрастаться в гротескном слиянии образов человека и зверя.

Робарт обгадился под себя, трясясь и рыдая, а судороги его друга детства постепенно затихли.

«Я жив! Жив! Лишь это имеет значение», – думал Робарт.

Безумная тварь, теперь скорее животное, чем человек, с ухмылкой глядела на него сверху вниз, кровь Тинольта текла по лицу вместе с усиливавшимся дождем.

– Готов доставить мое послание?

– Да! – взвизгнул он. – Что угодно. Скажи мне, что передать.

Монстр ухмыльнулся.

– Тебе бы следовало торговаться получше, предатель друзей. – И он расхохотался. – Лучше бы предпочел смерть предательству.

И шум дождя заглушил вопли боли и ужаса Робарта.

Пока вампир играл со своей едой, из щелей в земле у лагеря авангарда имперской армии выскользнули тени. Одни полосками льющейся ночи незаметно просочились в палатки спящих солдат. Другие проникли в фургоны обоза, где хранилась большая часть еды и питья, и стали подливать мутноватую зеленую жидкость из маленьких пузырьков в бочки с элем и запасы продуктов.

Человеческий лагерь насквозь пропитался запахом страха, это вызвало голод у