Здесь Фейербах полемизирует прежде всего с диалектикой Фихте, Гегеля и особенно Шеллинга, в которой свобода в конце концов мыслилась как чистая возможность бытия или небытия, как начальное состояние мироздания, тогда как в последующих состояниях стали уже действовать различные необходимости, например, законы природы. Такому пониманию свободы Фейербах противопоставляет гражданское стремление к свободе как к необходимому условию счастья. Здесь он близок классической мысли: для Аристотеля раб не может быть счастливым, так как каждое его действие всегда зависимо от приказа хозяина, от корысти, от необузданных желаний (например, наедаться после тяжелой работы), и поэтому раб не может достичь той цельности характера, которая и есть счастье.

Идиотизм – это слово Фейербах употребляет в тогдашнем медицинском смысле, это отсутствие желаний, связанное с глубочайшим невежеством: когда человек ничего не знает, то ничего толком и не желает.

 Клод Адриан Гельвеций в книге «Об уме» (1758) обосновывал материалистическую концепцию удовольствия: если природа состоит только из материальных тел, то единственная функция ума – находить приносящие наибольшее удовольствие тела и состояние, при этом заблуждение состоит в принятии меньшего, порочного удовольствия, за большее, разумное. Тем самым, единственным движущим механизмом человеческой воли у Гельвеция становится «интерес», в котором не различаются физиологическая и разумная сторона, а единственным критерием существования вещи для человека – ее «полезность».

 Николя Мальбранш, в отличие от атеиста и материалиста Гельвеция, был религиозным идеалистом, но весьма своеобразным: он тоже исходил из интереса, удовольствия и полезности, но считал, что Бог – единственное начало, со ссылкой на которое мы можем объяснить, почему вещи имеют не только объективную сторону (существование), но и субъективную сторону (полезность). Бог для Мальбранша связывает самодостаточность каждой вещи с ее способностью быть полезной и значимой среди других вещей.

 Цитата из Федера, забытого сейчас мыслителя, звучит сложно, можно ее пересказать так: «Человек стремится к удовольствию не потому, что стремится к счастью, но наоборот, находя удовольствие в ближайших предметах, тем самым обретает состояние счастья. А если мы рассматриваем деятельность ума, то желание ума получить удовлетворение мало чем отличается и от желания удовольствия, и от желания счастья».

 Фейербах критикует немецкий идеализм после Канта: труды Г. Якоби, Фихте, Шеллинга, Гегеля, Шопенгауэра. Действительно, все эти философы настаивали на том, что раз вещь до конца не постигаема по своей природе, то объяснить то, что мы вообще можем как-то относиться к вещам, как-то их воспринимать и что-то с ними делать, можно только исходя из воли, которая и заставляет нас повернуться лицом к вещам. Без воли вещи были бы для нас не интересны, они бы ничем не отличались от разрозненных впечатлений или фантазий. При этом, как замечает Фейербах, сама причина существования воли не раскрывается и воля оказывается чем-то еще более загадочным, чем вещь. Правда, все эти философы могли бы возразить Фейербаху, что если воля умопостигаема, иначе говоря, не сводится к сумме своих проявлений, то нельзя говорить ни о наличии этой предполагаемой причины, ни о ее отсутствии. Но Фейербах исходит из того, что наука всегда должна искать причины.