Я ни на шаг не приближусь к заводу. Ни сегодня, ни в будущем. И даже отца не предупрежу о своем раннем отъезде, ведь я не должна перед ним объясняться. Осталось несколько недель до окончания моих обязательств, но преданность, которую я к нему питала, отныне не существует. К черту его!

Пусть все они катятся к черту.

С этой минуты я даю себе досрочное освобождение от всех обязательств. Теперь нормальная жизнь кажется очень заманчивой. Вознамерившись вернуться домой до наступления темноты, я снова пытаюсь приподняться и рычу, когда у меня это не получается.

– Какого хрена?

Я несколько раз моргаю, ведя борьбу с пригвождающей меня к кровати гравитацией. Еще ни разу в жизни я не была такой уставшей.

Изо всех сил пытаясь встать, я спотыкаюсь и, чтобы не упасть, опираюсь руками о матрас. У меня как будто похмелье, хотя вчера я не выпила ни капли спиртного. И это забавно, ведь не найти более подходящего времени побаловать себя, чем то, когда твои бывшие парни после нескольких месяцев душераздирающего молчания возникают из ниоткуда как жаждущие кровопролития фейри и берут тебя с поличным, пока ты признаешься в любви их брату.

– Ха! – выкрикиваю я в пустоту от полнейшего безумия случившегося. О, а вот и истории, которыми я никогда не смогу поделиться. Да кто вообще в такое поверит? Даже мне трудно, а ведь я испытала все на собственной шкуре.

Но переживу ли я случившееся?

Этот вывод мне придется сделать значительно позже.

Изо всех сил стараясь не сорваться, пока не окажусь в окрестностях Атланты, я снова пытаюсь развеять туман перед глазами.

Наверное, от эмоционального истощения меня вырубило, пока я складывала белье. Вот только, судя по всему, между сборами и разглядыванием стен я все же успела что-то сделать, поэтому, если потороплюсь, через несколько часов смогу уехать. Но тело меня предает, и я вынуждена отклониться назад, чтобы голова перестала кружиться. Я много лет не спала так крепко. И, к счастью, не припомню ни единого сновидения.

Намереваясь привести себя в порядок, я потягиваюсь и замираю, почувствовав жжение на спине, а потом слышу тихий шелест того, что прилепилось к коже. И вот тогда по спине распространяется боль. Я протягиваю руку, чтобы коснуться плеча, и от этого движения снова чувствую неудобство. Начинаю ощупывать себя пальцами, и глаза чуть не вылезают из орбит, когда ощущаю прилепившуюся к коже гладкую пленку.

Какого хрена?

Стянув через голову футболку, кидаю ее на пол и ковыляю к туалетному столику, стараясь не упасть. И только теперь обнаруживаю, что к лопаткам приклеены две пленки.

Какого хрена!

Нет нужды приподнимать их, чтобы узнать, что там, но я должна увидеть своими глазами. Мне удается поддеть край большим пальцем и, медленно приподняв пленку, четко и ясно увидеть в отражении черные чернила.

Крылья ворона.

– Боже мой, – вырывается у меня, когда получается приподнять другой край. Я в шоке смотрю на недвусмысленную метку и качаю головой, не желая признавать очевидное.

Вчера вечером я вырубилась не от переизбытка эмоций – меня, вашу мать, опоили и… заклеймили.

Заклеймили!

Меня пометил один из лжецов-садистов, заявляющих о своей любви.

Сначала я думаю на Доминика, но Шон тоже злился и был обижен – возможно, даже сильнее.

Это мое наказание?

Или наглядный пример того, сколько у них надо мной власти?

Тобиас никогда бы не лишил меня выбора. Он слишком уравновешенный, не такой эмоциональный. Он бы не поступил со мной так – тем более после того, как обманул меня.

Или он мог?

«Я могу быть злодеем, в которого ты влюбилась, но это не умаляет моих злодеяний».

Теперь я не стану отрицать, что каждый из них на это способен. Но такой поступок логичен только для того, кто считает, что ему есть что доказывать. Черт возьми, кто из них решил, что я – его собственность? Что принадлежу ему и меня можно заклеймить как свою?

Это не только ненормально, но еще и противозаконно.

Но кого я обманываю? Я сама пригласила этих преступников в свою жизнь, в свою постель и в свое сердце, а они, черт возьми, меня заклеймили.

Несмываемое клеймо, очевидное и вечное. То, которое я должна была принять осознанно. И зачем? Чтобы отныне я не могла больше прятаться за своими тайнами?

Я все равно ничего не знаю. Едва ли смогу обвинить их в преступлении. Все это время я ходила на цыпочках вокруг обозначенных ими границ, уважала их и не напирала слишком сильно. Ради чего?

Видимо, я отключилась, пока собирала вещи, и вот тогда они меня опоили.

Они явились как самые настоящие воры под покровом ночи и пометили меня, прилепили ярлык. Ярлык, который кричит только об одном: моя.

Это не по-настоящему. Не может быть. Я изучаю татуировку на спине и не верю, что такова теперь моя реальность.

Как же мне надоело.

Осточертело вконец.

Осточертели эти вопросы, противостояние, соглашение, загадки. Мне так осточертело задаваться вопросами, ждать ответов и вечно находиться в неведении.

Я просто… устала.

И сегодня, когда в небе взойдет луна, я объявлю войну.

* * *

За вспучившимися металлическими дверями разносятся басы и громкий смех. Все здесь. Бездумно отрываются, пока я, заклейменная, стою, брошенная на произвол судьбы на островке гнева и горечи. Беру первую бутылку и бросаю в дверь. Она попадает точно в цель и разбивается. Музыка обрывается, когда вторая бутылка взлетает в воздух и разбивается на осколки у порога. Первым в лобби выходит Тайлер. Вижу, как шевелятся его губы, когда он докладывает о моем появлении. Металлическая дверь медленно приподнимается, а я швыряю в нее очередную бутылку.

– Мать честная, – говорит Шон и вздрагивает, когда в него попадает осколок, а я продолжаю метать бутылки одну за другой. В его глазах вспыхивает гнев, стоит ему обозреть причиненный мной урон. Все их шины спущены. Сегодня вечером никто не будет меня преследовать.

В голове не укладывается, что они все стоят тут и пялятся на меня так, словно я потеряла рассудок. Джереми, Тайлер, Доминик, Шон, Рассел, даже Лайла, которая забыла про меня вместе с остальными, а теперь смотрит круглыми глазами. Мне уже давно кажется, будто я все это выдумала. Но банда здесь, как и другие люди, которых я не ожидала встретить. Некоторые девушки отмечены татуировками, которую теперь ношу я. Одна из них смотрит на Доминика, откидывающего косяк в сторону, и обозревает ущерб на парковке.

Шон осторожно делает ко мне шаг, а я встречаюсь