Там лежала мертвая Лиза Стриммер.

Бездонный взгляд пустых глазниц… Клок волос, прилипший к голому черепу… Хруст костей внутри нетленной боевой брони…

Это было жутко. Она готовила себя к чему-то подобному, но не смогла вынести последнего откровения.

Лизы Стриммер нет. Она умерла. Ее жизнь оборвалась двадцать лет назад.

Мгновенно вспомнились слова Сережи:

«Ты сервоприводная кукла».

Едва ли помня себя и смутно воспринимая реальность, Лиза абсолютно бесцельно брела прочь.

Ноги тонули в грязи, оскальзываясь на раскисшем, влажном склоне.

Сколько еще нужно времени, потрясений, боли, бесчеловечности, чтобы она смогла осознать себя, ответить на простой, закономерный вопрос: кто я?!

Существо или личность? Кукла или человек? Что мною движет? Где мое место? Во имя чего я живу?

Больше всего она боялась осознать, что является просто зомби, что ею движет не собственная воля, а незримые нити, за которые, быть может, в этот самый момент дергает кукловод с лицом материализовавшегося кошмара…

…Лиза очнулась, лишь когда ее рука болезненно задела что-то твердое. Оглядевшись, она с удивлением поняла, что стоит почти на месте своего недавнего приземления, судорожно вцепившись в обгорелый борт одного из пяти уничтоженных в тот день планетарных танков противника.

Превозмогая ужас и отвращение, владевшие ее рассудком, Лиза, подчиняясь внезапному порыву, с усилием откинула массивный люк и заглянула в прогорклое нутро боевой планетарной машины.

В тусклом свете, пробиравшемся через люк и немногочисленные пробоины брони, она увидела сплавленную мешанину проводов, осколки приборов, торчащие от покрытого черной грязью пола рычаги управления и… обгорелый почерневший труп, который все еще хранил очертания скрючившейся за рычагами фигуры.

Вероятно, это существо напоминало человека лишь наличием у него рук, ног и головы. Сейчас уже было трудно определить его истинную природу: огонь и время сохранили лишь общие контуры сгоревшего вместе с планетарным танком нечеловеческого тела…

Лиза отшатнулась.

В этот момент до ее оцепеневшего сознания наконец дошли два звука, доносящиеся с разных сторон.

От городских руин медленно наползали гул и скрежет.

В угрюмых, плачущих дождем небесах присутствовал иной звук. Он был далеким, басовитым и напряженным.

Лиза могла лишь догадываться о природе источников этих звуков, но она не ждала ни от них, ни от этой планеты ничего хорошего.

Внезапное и острое чувство опасности полоснуло по нервам, прервав наконец затянувшееся наваждение.

Свидание с собственной смертью потрясло ее до глубины души. Какая-то часть возродившейся было личности в эти минуты просто погибла, и Лиза уже не могла однозначно ответить на вопрос — являются ли ее рассудок, ее память, ее разум, наконец, прямыми наследниками Лизы Стриммер, чьи кости истлели под непрекращающимся дождем этого злого, неправильного мира?..

Звуки продолжали надвигаться. Их уже невозможно было проигнорировать.

Дрожа и озираясь по сторонам, она бросилась назад, где под сенью обрушенной стены здания на куче бетонного щебня распласталось тело погибшей Лизы Стриммер.

«Какая разница?» — бешено молотилась в ее голове одинокая мысль. — «Если я сейчас позволю убить себя во второй раз, то третьего шанса уже не даст ни бог, ни дьявол, ни ксеноморф…»

Это была правильная, хотя и немного запоздалая мысль.

Добежав до избранной позиции, Лиза плюхнулась в лужу рядом со вторым скафандром, в котором были заключены побелевшие кости Паши Соломина.

У нее не было сил еще раз заглянуть в пустые глазницы своего черепа, и инстинктивно Лиза выбрала наименьшее из двух кощунств.

Гермошлем Паши был цел. Осколки пробили его скафандр на груди, но кровь того ранения давно смыли погребальные дожди…

Умирая, он так и не выпустил из рук импульсной винтовки, но сейчас безропотно отдал ее, стоило Лизе потянуть за нетленный пластик приклада.

Ощутив в руках привычный вес родной «ИМ-12», она внезапно ощутила волну внутреннего тепла, будто к ней вернулась старая, испытанная боевая подруга.

Перекатившись в сторону, Лиза машинальным движением активировала затвор и увидела, как на изгибе казенной части преданно зажглось зеленоватое окошко счетчика зарядов.

Невнятный рокот, зародившийся несколько минут назад на противоположной окраине поселка, к этому времени приблизился, стал различимым и узнаваемым…

С таким неповторимым лязгом мог двигаться только древний планетарный танк, подобный тем, чьи сгоревшие остовы покрывали исковерканный склон возвышенности.

Это означало в понятии Лизы лишь одно: пустота орбит была ложью, планета — исполинской ловушкой для любого, кто посмел бы опуститься на ее поверхность. Вряд ли ее появления ждали, но рокот приближался, он катился и с окраины поселка, и с небес, наполняя опустевшую душу до самых краев стылой ненавистью.

Значит, их тут много… Так много, что, куда ни плюнь, где ни приземлись, все одно заметят

Лиза приподняла голову, бросила взгляд вдоль унылой, мокрой улицы заброшенного поселка и вдруг отчетливо поняла: либо она позволит себе роскошь погибнуть во второй раз, навеки оборвав свое субъективное восприятие кошмара, либо ей придется отбросить все — боль, страх, сомнения, любовь — и подчиниться тем инстинктам, что все еще жили на донышке осиротевшей души.

Разве не ради этого она преодолела бездну пространства? Разве не за правдой и местью вернулась в серый, дождливый мир?

Гул нарастал, он становился все ближе, отчетливее, и времени на сомнения более не осталось.

Нашарив негнущимися пальцами бласт-подсумок на скафандре Соломина, Лиза потянула его на себя, ощутив, как хрустнули сработавшие фиксаторы.

«Прости, Паша… Я еще вернусь похоронить тебя…»

Подхватив импульсную винтовку и подсумок, она, пригибаясь, пересекла улицу и, маскируясь редкой порослью кустарника, кинулась к лесу, который высился неподалеку угрюмой, мокрой стеной деревьев.

Выбор был сделан.

Минут через десять, когда молчаливая стена леса поглотила ее фигуру, сзади, в районе поселка, что-то несколько раз отчетливо ухнуло.

Вой прекратился.

Молчали небеса, молчало и небо, только там, где двадцать лет назад рухнул объятый пламенем Борт 618, в серые небеса почему-то вновь поднялись клубы дыма, но Лиза уже не могла их увидеть. Заслоняясь рукой от хлещущих ветвей густого подлеска, она все дальше и дальше углублялась в спасительную тишь лесного массива.

* * *

Под пологом леса серая хмарь дождливого дня превратилась в таинственный сумрак.

Деревья нескольких экзотических видов образовывали наверху плотный шатер невнятно шумящих крон. Под ногами стелился упругий ковер вездесущего мха. Подлесок был представлен различными кустарниками, не настолько густыми, чтобы стать серьезным препятствием для движения, но существенно ограничивающими видимость.