«Главный Хозяин мне верит».

Осенью 1932 года Блюхер почувствовал себя плохо: снова обострение старых болезней. По настоянию доктора Ф.С. Малышева в конце октября он уехал в Москву на лечение в Кремлевскую больницу.

В этот период произошло печальное событие — ушла из жизни жена Сталина Надежда Аллилуева.

10 ноября Блюхер увидел в «Правде» помещенный на первой странице портрет Аллилуевой в траурной рамке и сообщение от ЦК ВКП(б), которое кончалось следующими словами: «… в ночь на 9 ноября внезапно скончалась активный и преданный член партии тов. Надежда Сергеевна Аллилуева». Помещено также письмо ЦК ВКП(б) — членов Политбюро, секретарей ЦК и их жен. В нем говорилось: «Память о Надежде Сергеевне, как о преданнейшей большевичке, жене, близком друге и верной помощнице товарища Сталина, будет всегда нам дорога». Подписи: Екатерина Ворошилова, Полина Жемчужкина (жена В.М. Молотова. — Н.В.), Зинаида Орджоникидзе, Дора Хазан (Сермус) — жена А.А. Андреева. — Н.В.), Мария Каганович, Татьяна Постышева, Ашхен Микоян, Ворошилов, Молотов, Орджоникидзе, Куйбышев, Калинин, Каганович, Постышев, Андреев, Киров, Микоян, Енукидзе.

Блюхер совсем недавно познакомился с женой Сталина в Кремлевской больнице. В архиве нашлась фотография, где Василий Константинович запечатлен в больничном халате, рядом — Аллилуева и ее дочь Светлана. Надежда Сергеевна показалась Блюхеру женщиной тихой и скромной, никак не проявлявшей себя внешне.

Некролог в «Правде» о внезапной кончине Надежды Сергеевны потряс его. Как это случилось?..

С некоторыми из подписавших письмо ЦК Блюхер находился в дружеских отношениях. Он связался с Павлом Петровичем Постышевым, но тот о причине смерти Аллилуевой толком сказать ничего не смог. Сообщил лишь, что Хозяин (так в начале 30-х стали заглазно называть Сталина) в связи со смертью Аллилуевой «страшно растерялся». Причиной растерянности была, естественно, неожиданная потеря жены и, главное — Аллилуева своей смертью посеяла определенные предположения насчет Сталина. Уж больно загадочным был ее уход из жизни. Что будут думать и говорить о нем в стране и за рубежом?..

Сталин-человек боролся со Сталиным-вождем.

Вскоре в кремлевском окружении стало известно, что вождь остро поставил вопрос: «Могу ли я оставаться на своем посту? Как отнесутся к этой семейной драме люди, товарищи?» Блюхеру рассказал Авель Сафронович Енукидзе: Политбюро рассмотрело эту ситуацию и решило просить Сталина не уходить в отставку. Но Хозяин продолжал настаивать на своем. Сергею Мироновичу Кирову пришлось долго уговаривать генсека не уходить со своего поста. В конце концов, Сталин согласился, но поставил условие — не нужно сообщать народу истинную причину смерти Аллилуевой. И тогда из Кремля «выпустили» информацию, что жена Хозяина скончалась от приступа острого аппендицита…

Но в это поверили немногие. Как ни «утаивай шило в мешке», большинство народа считало: Аллилуева застрелилась. Ходили слухи, что она не поддерживает политику мужа по проведению в стране насильственной коллективизации, в ходе которой допускалась жестокость. Она не раз укоряла его за то, что из-за коллективизации в деревнях царит голод, недовольные крестьяне восстают против советской власти. 8 ноября в доме Ворошилова было торжество. И вот будто там, на глазах большой компании, Надежда Сергеевна завела с мужем спор на больную тему. Сталин осыпал ее грубой бранью. Она в слезах убежала к себе на квартиру и там покончила с собой.

Пребывание на лечении Блюхер активно использовал для деловых и товарищеских встреч. Встречи были разные, с разными людьми: с чиновниками из Наркомата обороны, с друзьями, с которыми когда-то вместе работал.

Важной была для него встреча с Серго Орджоникидзе, с которым сблизился еще в 1930 году через кавказских товарищей, в частности, Бесо Ламинадзе и Авеля Енукидзе. Григорий Константинович рассказывал о Кобе.[44] Блюхер впервые услышал от Серго историю происхождения партийной клички Сталина. Будучи учеником Горийского духовного училища, Coco Джугашвили запоем читал книги. Однажды ему попался роман Александра Казбеги «Отцеубийца». Мальчик буквально проглотил его за три дня. Бесстрашный герой романа, немногословный Коба, стал кумиром Coco. С той поры он поклялся, что будет во всем следовать Кобе: приходить в трудную минуту на помощь друзьям, бороться с несправедливостью. Coco стал называть себя Кобой и требовал от одноклассников, чтобы и они его так звали. Рассказывая о Сталине, Орджоникидзе говорил: — Человек сложный, с контрастными чертами характера. Обладая железной волей, он в то же время может поддаваться почти детским слабостям. К поставленной цели идет, ни перед чем и ни перед кем не останавливаясь. Кого возненавидит — раздавит, кого полюбит — многое может простить… Вы, Василий Константинович, я думаю, ему приглянулись.

Несколько встреч было у Блюхера с наркомом обороны К.Е. Ворошиловым, начальником Главного политического управления Красной Армии Я.Б. Гамарником, другими работниками военного ведомства.

Перед наркомом Блюхер ставил вопросы оборонительного строительства на ДВК, создания новых формирований, прежде всего, полнокровных частей укрепленных районов. Особой темой был колхозный корпус[45]

Ворошилов держал на контроле становление первого в Советском Союзе и РККА стрелкового колхозного корпуса. Корпус, наряду с боевой службой и учебой, занимался и сельским хозяйством, снабжая армию и край основными продуктами питания, и, вместе с тем, способствовал оседанию в ДВК многих увольняемых в запас красноармейцев и младших командиров с семьями, что было крайне важно для дальнейшего развития всей экономики края, для создания столь остро нужных ОКДВА собственных мобилизационных ресурсов.

В конце одной из бесед Ворошилов коснулся личной жизни Блюхера:

— Мне доложили, что ты, Василий, вроде в третий раз подженился. На совсем зеленой, несовершеннолетке?..

В последние годы соратники, коллеги по работе, местные партийные и советские руководители, столичные начальники, члены правительства и ЦК обращались к Блюхеру на «вы», по имени-отчеству или по фамилии. Соответственно и он им отвечал тем же. И только один человек — Ворошилов — говорил ему «ты» и называл Василием. То ли это было знаком особого к нему расположения, то ли — высокомерия..