На поддевку наркома Блюхер отреагировал спокойно:

— Сердцу, Климент Ефремович, вы же знаете, не прикажешь.

А как же Кольчугина? У нее ведь сын от тебя.

С нею мы расстались. От сына я не отказываюсь.

— Смотри, как бы не сломал себе шею ты своим влюбчивым сердцем.

С Гамарником беседы проходили в более мягком тоне. Блюхер близко узнал Яна Борисовича в начале года, когда он приезжал на Дальний Восток для изучения положения дел в ОКДВА. Тогда они нашли общий язык, проникшись друг к другу доверием. И в ту, их первую встречу, и теперь Блюхер и Гамарник говорили об угрозе Советскому Союзу со стороны японцев, захвативших Северный Китай, о необходимости укрепления границы. Начальник Главпура пообещал значительно пополнить этой осенью политорганы Дальневосточной армии молодыми, образованными кадрами.

Как и Ворошилов, Гамарник не обошел стороной отношения Блюхера с Глафирой Безверховой. Он не одобрил «связь прославленного военачальника с молодой девчонкой-простушкой» и предостерег от возможных негативных последствий.

«Негативным последствиям» отношений Блюхера с молодой простушкой, чуть было не ставших для Василия Константиновича и Глафиры трагедией, в книге «Воспоминания о муже — Маршале В.К. Блюхере» ее автор, Глафира Лукинична Блюхер, посвятила несколько строк.

Летом 1936 года для инспектирования ОКДВА приехал в Хабаровск Гамарник. Встреча его с Блюхером носила официальный характер. Василий Константинович пришел домой из штаба хмурым, очень озабоченным. Гамарник провел в Хабаровске совсем немного времени и вскоре уехал в Москву. Провожать высокого московского гостя, как это было принято, Блюхер не пошел, сказавшись больным. Но потом все же решил догнать его, чтобы, видимо, объясниться. Вернулся сумрачным. Долго молчал, затем не выдержал, рассказал жене, что у него с Гамарником состоялся тяжелый разговор. Глафира Лукинична пишет: «Гамарник предложил Василию Константиновичу убрать меня как лицо подставное («Объявим ее замешанной в шпионаже, тем самым обелим вас…»). На это Василий Константинович ответил: «Она не только моя жена, но и мать моего ребенка, и, пока я жив, ни один волос не упадет с ее головы».

Надо сказать, после этого неприятного разговора Гамарника с Блюхером, к счастью, никаких серьезных выводов не наступило. Может, потому, что в наркоматовских верхах знали: Блюхер из тех, кто приглянулся Главному Хозяину…

Из столицы Блюхер часто посылал письма Глафире. В одном из первых он писал: «… В этот приезд в Москву, как никогда раньше, я убедился, что друзей настоящих у меня куда меньше, чем я думал, а врагов оказалось неизмеримо больше, чем я считал. Неприятностей мне Москва наделала много и служебноделовых, и личных, в последних не последнюю роль играла и ты (женитьбу Блюхера на молодой девчонке отрицательно восприняли как официальные высокопоставленные должностные лица в Наркомате обороны, так и многие его сослуживцы. — Н.В.). Каждый из моих больших и малых врагишков внес свою лепту, чтобы брызнуть и свою каплю грязи, а в результате получился довольно вонючий букет. Непонятно, зачем это нужно кой-каким людишкам. Что это: непонимание или зависть? Видимо, то и другое.

Не пойми эти строки за упадок, нет, грязные лужи я обхожу и плюю на них, в серьезных вопросах даю отпор, но обволакивающая клевета, жалобы и, прости за резкость, вонь все же дают себя чувствовать на каждом шагу. Ну, черт с ними… Мои силы укрепляет мысль, что Главный Хозяин верит мне…» Трагическая ошибка Блюхера, как потом он поймет, состояла в том, что он поверил в искренность отношения к себе вождя.

В следующем письме Глафире Блюхер сообщал: «24-го вечером был консилиум… Нервная система найдена в исключительно расшатанном состоянии с последствиями на зрение. Гемоглобин в крови 90 проц. — показатель хороший. Основной мой недуг — высыпание на теле и лице — приписывают кишечнику, который дает постоянное отравление организму, т. е. то же, что было и пять лет назад… Намечен сложный курс месячного лечения, требующий моего пребывания в больнице, на что я и дал свое согласие. За границу не поеду, нет ни желания, ни настроения. Самочувствие и настроение у меня отвратительное, ибо почти убежден, что мои «друзья» готовят мне еще какую-то крупную гадость».

Кто были эти «врагишки», «людишки», «друзья», брызгавшие в Блюхера грязью и готовившие ему крупную гадость? Ни в архивных материалах, ни в воспоминаниях его современников ни одно конкретное имя не называется.

24 ноября умерла мать Блюхера — Анна Васильевна. Для него это был тяжелый удар. Поехать в Хабаровск (Анна Васильевна уже два года жила у сына) на похороны не было никакой возможности. В письме Глафире он писал: «… Я остро почувствовал ту большую утрату, которая принесла мне смерть матери… Отношения между людьми иногда складываются странно. Живет рядом близкий человек, а ты ходишь мимо и не замечаешь его, и боль утраты почувствуешь лишь тогда, когда этого человека вдруг не станет. Так произошло и со мной…»

Ровно через три месяца, 24 февраля 1933 года, умрет Константин Павлович — отец Василия Константиновича. Он не захотел переезжать к сыну, и все эти годы жил в Барщинке. Похоронили его на Георгиевском кладбище дочь Александра Пятибратова и младший сын Павел.

9 декабря Блюхера под псевдонимом Всеволод Васильевич Сибирцев направили в Германию для более глубокого медицинского обследования. Но заметных результатов поездка в берлинский госпиталь не принесла — точного диагноза там не установили, и поэтому лечение в основном было таким же, что и в Кремлевской больнице.

Вернулся он в Хабаровск в январе 1933 года.

Убийство Кирова

1 декабря 1934 года страну всколыхнуло убийство первого секретаря Ленинградского обкома и горкома партии, члена Политбюро ЦК ВКП(б), секретаря ЦК партии Сергея Мироновича Кирова.

По радио и в газетах сообщалось об обстоятельствах смерти Кирова. Он готовился к докладу по итогам ноябрьского Пленума ЦК ВКП(б), который должен был в этот же день сделать на собрании партийного актива Ленинградской области. В приемной в это время находился некий Леонид Николаев, бывший служащий РКИ.[46] Когда Киров выходил из кабинета, Николаев выстрелил ему в голову из револьвера. Убийца был задержан. Смертельно раненного Кирова в бессознательном состоянии перенесли в кабинет, где ему была оказана первая медицинская помощь. Прибывшие профессора Добротворский, Джанелидзе, Гесс и другие застали Кирова без пульса и дыхания. Несмотря на предпринятые меры (впрыскивание адреналина, эфира, камфары и кофеина, а также применение искусственного дыхания), вернуть Кирова к жизни не удалось…

Весть об убийстве Кирова застала Блюхера в поезде. В конце ноября он по вызову Наркомата обороны выехал в Москву. Василий Константинович, по обыкновению, взял с собой в столицу жену Глафиру; дети остались в Хабаровске с бабушкой Анной (матерью Глафиры) и няней Гашей. По рассказу Глафиры Лукиничны, за сутки до Москвы, в ночь на 2 декабря, порученец Блюхера Василий Некрасов вдруг открыл дверь в купе своим ключом и взволнованно, громко сказал: «Товарищ командующий, товарища Кирова убили!» — «Что ты несешь?! Что говоришь?!» — вскинулся Блюхер.