– Ты намереваешься поведать мне обо всех их недостатках? – полюбопытствовала Маргарет. Улыбка на ее лице стала шире.

– Если это будет необходимо, – кивнул Монтрейн. Он и в самом деле был готов продолжить.

– Но зачем?

– Для того чтобы ты поняла, что на них не стоит обращать внимания, – объяснил Монтрейн.

– Даже если они судачат о том, что ты пришел сюда с любовницей?

– Я очень редко бываю в театре, – сказал Хоторн. – Поэтому неудивительно, что всем интересно, с кем это я пришел сюда сегодня вечером. Я всего лишь недооценил масштабов их любопытства.

– Они считают тебя большой загадкой, Майкл?

– Похоже, тебе по нраву мысль об этом, – улыбнулся Хоторн.

– Вообще-то ты никогда не казался мне таинственным человеком, – вымолвила Маргарет.

– Я очень много рассказал тебе, Маргарет, – проговорил Монтрейн тихо. – Никто не знает обо мне столько, сколько знаешь ты. – Сделав это признание, Хоторн замолчал. Он внезапно понял, что Маргарет о разных аспектах его жизни известно больше, чем любой его знакомой женщине.

Он делился с ней даже своими мыслями, о которых не знала ни одна живая душа.

– Все в порядке, Майкл, – сказала Маргарет. – Я знала, что так будет. Мужчина и его любовница всегда вызывают пересуды. Именно такую долю ты мне уготовил, но я не хочу жить такой жизнью.

Граф Монтрейн ошеломленно смотрел на нее, не находя ни единого слова себе в защиту.

Наконец люстры стали опускать, стоявшие наготове лакеи принялись тушить свечи. Через несколько мгновений занавес поднялся, и началось действие. «Макбет». В таком мрачном настроении, как у него, только такие пьесы смотреть.

Монтрейн посмотрел на профиль Маргарет, еле различимый в почти полной темноте. Женщина наклонилась вперед, упершись локтем в закругленное ограждение ложи. Майкл почти не замечал того, что происходило на сцене. Собственно, он пришел сюда не столько ради спектакля, сколько ради того, чтобы Маргарет приобрела определенный опыт.

Вместо этого он превратил ее в объект сплетен и пересудов.

Нет, все-таки он развратный дурак.

Шквал аплодисментов, раздавшихся в конце первого акта, послужил сигналом к антракту. Маргарет откинулась на спинку кресла, все еще находясь под впечатлением от пьесы. Алчность, амбиции и убийство. Все это абсолютно ужасно и в то же время восхитительно.

Майкл заказал для них освежительные напитки. Еще один сюрприз. Когда люстры опустили, чтобы вновь зажечь свечи, и вновь подняли, Маргарет почувствовала, что она все еще находится в центре внимания.

Повернувшись, она посмотрела на полукружие лож, на лица сидевших в них людей. В жизни она еще не испытывала такого внимания к собственной персоне, не была предметом столь горячего обсуждения. Маргарет даже стало любопытно, что в ней до такой степени интересует людей. Тот факт, что она пришла в театр с Монтрейном? Или то, что она не была одной из них?

Внезапно ее взор наткнулся на герцога Тарранта, сидевшего в противоположной части зрительного зала. Он явно был поражен, увидев ее.

За прошедшие годы герцог не изменился. Он по-прежнему напоминал Маргарет злобную хищную птицу, которая мрачно смотрела на нее. Признаться, его взгляду женщина предпочитала взоры остальных любопытных, которые так и поедали ее глазами.

Маргарет услышала голос Монтрейна. Подняв голову, она увидела его сбоку от себя. Из их ложи вышел лакей, а Майкл подал ей стакан и льняную салфетку.

Привилегия знати, предположила Маргарет, – обслуживание прямо в зале в антракте спектакля. Взяв у Монтрейна стакан, Маргарет заглянула в него. Что-то розовое, пенистое. Она не могла это выпить.

– Ты неважно себя чувствуешь, Маргарет? – встревожился Хоторн.

Она медленно покачала головой.

– Ты очень огорчишься, если мы уйдем отсюда?

– Если ты этого хочешь, – сказал Монтрейн.

Маргарет удивило, что граф не стал возражать. Вероятно, он решил, что она хочет убежать от сплетников. Она снова посмотрела на герцога Tappaнта. Нет, дело не в сплетнях, а в ненависти, которая испортила ей весь вечер.

– Да, – промолвила она решительно. – Я очень хочу уйти.

Маргарет больше не смотрела в сторону Тарранта. Но, выходя из ложи, она даже спиной чувствовала его злобный взгляд.

Эфра Хоторн, графиня Монтрейн устала до изнеможения. Ноги у нее болели, вся кожа лица, казалось, потрескалась. Шарлотта без умолку болтала о милых молодых людях, вполне подходящих ей на роль мужа, которые приглашали ее потанцевать. У Ады был утомленный вид, да она и в самом деле устала. Лишь на Элизабет, похоже, события вечера не произвели особого впечатления. Не похоже, что она танцевала всю ночь напролет до самого рассвета, а теперь прощалась с последними гостями.

Ох эта молодость! Оружие на все времена.

Бал прошел удачно, если учесть, сколько кавалеров ухаживали за ее дочерьми, но солнце уже вставало. Эфра чувствовала, что если она немедленно не доберется до постели, то попросту упадет на пол. Ожидая, пока ее заберет экипаж, графиня Монтрейн услышала насмешливое хихиканье в группе дам, окружавших Хелен Киттридж. Выпрямившись во весь рост, графиня невольно приосанилась, поправила на затылке выбившиеся из прически кудряшки и приготовилась к военным действиям.

С тех давних пор, когда графиня Монтрейн приехала в Лондон, Хелен Киттридж была ее главной соперницей, которая вечно раздражала ее. За ними ухаживали одни и те же мужчины, и каждый из них намекал, что жаждет сделать предложение именно ей. С тех пор Эфра полагала, что ту битву она выиграла, но главное сражение проиграла. Если бы Эдвард женился на Хелен, то она была бы несчастна последние двадцать лет – так же, как была несчастна сама графиня.

За тридцать лет она почти не разговаривала с Хелен. Та вышла замуж за маркиза, и, как говорили Эфре, их брак оказался удачным. Теперь соперничество дам касалось в основном их дочерей. Салли Киттридж, единственная дочь Хелен, вроде была воспитанной девушкой, вполне милой, с робкой улыбкой и невыразительными чертами лица. То же самое можно было сказать и о ее характере. Он был очень мягким.

Однако, признавала Эфра, Салли не тревожила Хелен столь сильно, как ее собственные дочери. При всей любви к ним Эфра прекрасно знала их недостатки, отличительные черты характеров. Шарлотта вечно ныла, Ада без конца рассказывала о каких-то случаях, а Элизабет немедленно озвучивала любую мысль, которая приходила ей в голову.

Графиня Монтрейн посмотрела на дам, собравшихся вокруг Хелен Киттридж. На бал пришли те самые люди, которых она видела прошлым вечером. А это означало, что ничего особенного, такого, о чем стоило бы судачить, касающегося кого-то из этих светских особ, попросту не могло произойти. И все же дамы явно что-то живо обсуждали.

Эфра с деланным интересом стала рассматривать свои перчатки, притворяясь, что ей на все это наплевать. И даже не любопытство терзало ее – скорее она почувствовала тревогу. То и дело кто-то из окружавшей Хелен группы со смехом смотрел на нее.