А вокруг были редкие домики и несколько пальм на фоне желтоватой, каменистой пустыни.

– Где я? – спросил он себя.

Из домa ему навстречу вышел невысокого роста старик с длинной белой бородой. На нем были белые одежды и белая вязанная шапочка. Старик был бос. А в руке его был длинный меч.

– Мир тебе, Шолом! – поприветствовал его старик.

– И Вам мир! Скажите мне, где я? – ответил он старику.

Старик по-доброму улыбнулся и сказал:

– Ты на горе пророка Шмуэла[141]. Под этим домoм, находится пещера внутри горы, и в ней похоронены и сам пророк, и его мама, пророчица Хана[142].

Шолом улыбнулся и спросил старика:

– А ты кто?

– A я и есть пророк Шмyэл.

Во всех снах Шолома всё всегда выглядело правдоподобно, поэтому появление умершего три тысячи лет назад пророка тоже не явилось для него чем-то сверхъестественным. Шолом кивнул и сказал пророку:

– Моего младшего брата тоже зовут Шмyэл. В честь прадеда назвали. А того в честь деда или прадеда, и так прямехонько до тебя, святой пророк. У нас, ашкеназов[143], всегда называют в честь умерших, чтобы те ходатайствовали на том свете за человека.

Пророк улыбался и кивал. Он все это знал. Шолом сконфузился и спросил:

– Зачем я тут?

– Тебя избрали, и поэтому ты поднялся на гору Всевышнего, – сказал пророк. – Более того, в тебе живет часть моей души.

Пророк протянул Шолому руку, и тот стал очень легким и они оба воспарили в голубое, безоблачное небо.

Вначале Шолом очень боялся, что он упадет. Ощущение от парения в воздухе было очень странным и неестественным, но приятным и волшебным, несмотря на страх упасть на землю и разбиться.

Пророк улыбнулся, глядя на него:

– Не бойся. Ты не упадешь. Те, кто учит тебя летать, не допустят, чтобы ты упал, сновидец! Полетели, и я покажу тебе Иерусалим. Ты же всегда мечтал увидеть город Давида!

И Шолом полетел вслед за пророком. Ему было страшновато, но он быстро научился летать и понял, как же прекрасно уметь это делать. В мгновение они оказались над залитым солнцем городом, целиком построенным из розоватого камня.

То тут, то там блестели, ослепляя его, золотые крыши домов. Богатство и роскошь Иерусалима поразили Шолома.

Пророк медленно опустился напротив Храмовой горы. Рядом с ним оказался и Шолом.

– Посмотри на храм Соломона. Как великолепен он! И заметь, нет никакого финикийского заимствования. Нет и влияния греков. Храм построен по слову Всевышнего… И никто сейчас не знает, как он выглядел. Но ты видишь его…

Они летали над городом в голубом бескрайнем небе, а пророк показывал Шолому дворец Соломона, его легендарный трон, дома вельмож и военачальников и горы иерусалимские, описанные царем Давидом в псалмах.

– Скажи мне, пророк Шмyэль, а в жизни я увижу Иерусалим? Я удостоюсь ступить ногой в землю обетованную, в землю моих предков?

Пророк опустил глаза и ответил вопросом на вопрос:

– А Моисей, величайший пророк, удостоился вступить в землю обетованную? У Бога свои планы… Но Он показывает тебе эту землю, как показал Он её Моисею… У тебя другая задача, Шолом, и ты её выполнишь… А теперь летим в пустыню.

Они летели на юг. Под ними желтела земля Израиля. Шолом видел её города и деревни, а справа под ним синело бескрайнее Средиземное море. Они пролетели над Филистией[144], и позади остались города Ашдод, Ашкелон, Гат, Экрон и Газа. Cразу за Газой ветер сменился, и в глаза к Шолому попали острые песчинки. Он вскрикнул от боли, и слезы выступили у него в глазах.

– Спускаемся – скомандовал пророк, – внизу бывшая земля амаликитян.

Они спустились плавно и легко, и у Шолома было такое ощущение, что какой-то гениальный авиатор управляет их передвижениями в воздухе.

Пророк подвел Шолома к еле заметному входу в какую-то пещеру.

– Здесь лежит то, что нам нужно – объяснил пророк. Они прошли внутрь, и в глубине темной пещеры увидели огромный мраморный сундук, покрытый толстым слоем пыли. Пророк с легкостью откинул крышку и, оставив нетронутыми многочисленные каменные таблички с письменами, вытащил оттуда чей-то портрет, искусно выполненный резьбой в мраморе.

– Вот. Запомни его. Это Агаг[145], царь амаликитян. Я лично казнил его. Ты же избран небом, чтобы казнить его потомка. Его лицо будет таким же, только без бороды и усов. Его имя Симон.

И тут Шолом увидел, что борода и усы исчезли на портрете. На него смотрел какой-то бритый мужчина в полувоенной форме.

– Он прольет реки еврейской крови, – с горечью сказал пророк.

С этими словами он протянул Шолому свой меч. Тот взял его и ощутил теплую шершавую рукоятку…

– Будь сильным и ничего не бойся. Б-г с тобой, Шолом. Ты Его меч. Такой же, каким был и я. Знай, твои сны – пророческие. А сновидец ты такой же, каким был Иосиф[146]. Частица моей души входит в тебя. И теперь ты навсегда связан со мной, с пророком Самуилом…

Пророк вышел с Шоломом из пещеры и, поднявшись в воздух, облетел с ним всю Святую землю, и показал ему её всю, после чего он аккуратно опустил Шолома на гору, рядом со своей гробницей.

Шолом поблагодарил пророка и проснулся. Яркие лучи солнца били в его глаза. Начинался новый день.

– Удивительный сон… – пробормотал Шолом про себя, – но кто же такой этот Симон, потомок царя амаликитянского Агага?

Сцена 41

Снег сыпал густо, большими пушистыми снежинками, быстро наметая похожие на перины сугробы и покрывая шинели и мундиры казаков и офицеров белым бесформенным покровом. Он падал бесконечным потоком с серых, местами темно-синих туч, как будто какой-то ребенок-ангел вспорол небесные подушки, и перья эти, паря в воздухе, хаотично и шаловливо падали коням под копыта. Военный оркестр играл «Прощание славянки». Гарцуя на конях, медленным шагом проходила сотня за сотней казаков под российскими триколорами.

На балконе третьего этажа купеческого дома среди свиты атамана Семенова стоял капитан Слуцкий, отдавая честь проходящим внизу войскам. Он грустно смотрел на текущие мимо него внизу потоки солдат и на ликующую, безликую толпу штатских в шубах, стоящую по обеим берегам этой медленно текущей армейской реки.

Снежинки падали, как перья… Виктор думал о погроме. Ему, единственному из всех этот снег напоминал увиденный в раннем детстве погром и парящие над городом перья из вспоротых перин, и лужи крови…

Толпа ликовала. Атаман наконец-то создал и собрал свою собственную армию-защитницу! Флаги развивались в морозном воздухе, юные девушки, расплываясь в улыбках, вручали цветы усатым казакам, а мужчины хлопали и кричали «ура!», надрывая горло.

И никто не знал, что не было бы ни этой армии, ни этого праздника, если бы не стоящий за спиной атаман скромный еврейский капитан Виктор Слуцкий, собравший на нее астрономическую сумму денег. Виктор знал, что