– Но тетя Женя у деда в банке работает! – возразила Соня. – Она мне показала такую штучку, которую на груди носят, там еще фотография и имя.

– Соня…

– Ну, мамочка, я же все уже поняла, – дочь залезла ко мне на колени и прижалась, как щенок, – мне папа уже все вчера сказал. Я вас очень огорчила, я знаю. Но, мамочка, мне было так весело с Елисеем. Он такой смешной, совсем почти говорить не умеет. И бабушка у него тоже смешная. Торты стряпает все время.

– Соня, тебе никогда не приходило в голову, что мы с папой очень переживаем? Когда ты шла с этой Женей, ты не думала, что она тебя отдаст кому-нибудь?

– Мам, ну ты что? Она сама в детдоме была. Куда бы она меня отдала? И сестра у нее болеет сильно.

Я схватилась за голову – определенно, мой ребенок ничего не понимал, а объяснять ей некоторые вещи в таком возрасте еще рано:

– При чем здесь детдом? Она тебя могла отдать чужим людям, она тоже чужая! Соня! Ну, как так можно?

– Мамочка, ты не кричи, пожалуйста, – попросила дочь, беря в ладошки мое лицо, – а то опять заболеешь.

– Что тут за шум? – К нам из тренерской шел Акела в белом спортивном кимоно с черным поясом. – Ты как тут оказалась? – Нагнувшись, он поцеловал меня в щеку.

– К вам вот приехала, не могу там… больше… – пробормотала я, пряча взгляд.

Разговаривать при Соне о своих обидах я не хотела. Сашка понимал меня с полуслова, потому быстро нашел для дочери задание и отправил в тренерскую точить карандаши. Когда Соня ушла, он сел рядом со мной на скамейку, обнял за плечи и произнес:

– Ну, давай. Что там случилось?

Я рассказала о разговоре с папой, и Акела нахмурился.

– Ты точно уверена?

– В чем? Что это мамины дочери? Абсолютно. Там все совпадает, папа же нашел мать спустя пять лет после ее побега, и актера этого, с которым она ушла. И девчонки уже были – двойняшки.

Акела вздохнул и сказал:

– Да, ты права, Аля. Это действительно дочери твоей матери – странно звучит, да? Я показал твою фотографию этой Жене, но она тебя не узнала. Показал фотографию отца, его она тоже никогда не видела. А вот фото матери сразу опознала, схватила, рассматривала долго, спросила еще, откуда оно у меня.

– А у тебя откуда, кстати?

– Из альбома вынул. Тут вот еще какое дело… Моня позвонил вчера, когда ты уже дома лежала, попросил подъехать. Я приехал, а Моня говорит: родственник приезжал, ювелир какой-то…

– Лазарь? Я его знаю, он по папиному заказу для меня кольцо как-то делал, только я его потеряла.

– Так вот. Этот Лазарь часы привез. Маленькие такие, в виде подвески, раскрываются цветком с лепестками, а так как луковка выглядят. На длинной цепочке.

У меня перехватило дыхание. Это были мамины часы, отец ей дарил, я их помнила. Мама надевала их всякий раз, когда выходила из дома, а я любила рассматривать вставленные в лепестки цветка фотографии папы, братьев и мою. Папа сам их вставил…

– Там фотографии были… в лепестках… – хриплым голосом выговорила я, но Акела покачал головой:

– Не было. Пустые рамки. Да дома потом сама посмотришь, я их привез. Но ты дослушай. Лазарь сказал, что часы он узнал сразу – ну, еще бы, сам ведь делал! А принесла их девчонка молодая. Он и заподозрил, что краденые. Но в это время у него Лена сидела, племянница. Вот она-то и уговорила его купить часы, а сама потом с девчонкой ушла.

– А какого черта Лазарь ждал столько времени?! Ведь это не вчера было?! – заорала я, и Сашка зашипел:

– Тихо! Ну, что ты кричишь? Лазарь не придал этому значения, а потом, когда пропала Соня, а за ней исчезла Лена, он к Моне и рванул – вину вроде как почувствовал.

Вину он почувствовал! А почувствуй Лазарь эту вину дня на три раньше – и не пришлось бы мне убивать троих людей средь бела дня! Да – не самых правильных людей, скорее всего с криминальным прошлым, но – людей ведь! Черт его подери, этого Лазаря, вместе с его нерасторопностью! И девка эта еще…

– Сашка, а что теперь с этой Женей будет, а?

– Не сомневаюсь, что ты предпочла бы ее пристрелить, – невесело пошутил муж.

– А у тебя иное предложение? – спросила я с вызовом, но одновременно почувствовала обиду на то, что Сашка считает, будто мне легко выстрелить в человека.

– У меня пока никакого, – спокойно отозвался он, – именно поэтому я ее запер пока в квартире, охрану посадил и припугнул, что, если дернется – пойдет по статье за похищение. Только она клянется, что не хотела, не собиралась. Даже не думала, что похищает кого-то. Ее Ленка уговорила, сказала, что родители в отъезде, ребенок с ней остался, а у нее ремонт в квартире. Попросила, чтобы Соня у Жени побыла пару дней.

– Ленка уговорила? Да Ленке-то зачем?!

– Ленке деньги нужны были. Большие деньги. Собралась она замуж за границу, жениха уже нашла. Но тот условие поставил – чтоб могла себе квартиру купить сама, без его помощи. Ленка все продала, и квартиру свою тоже, вот-вот выехать должна была. А все равно не хватало. А тут Проня подвернулся и предложил нехитрую работенку. У Ленки уже документы готовы на выезд, она ничем не рисковала. Но, чтобы отвести от себя все подозрения, подцепила эту дурочку Женю, на самом больном поймала – на безденежье и больной сестре. Пригрела, на работу устроила, подружилась, втерлась в доверие. А та детдомовская, от матери только часы и остались, а тут – работа, деньги, возможности. И соседку эту ее – как там, Анфису Валентиновну, что ли? – Ленка нам специально подсунула, чтобы от себя подозрения отвести. Никто, конечно, ее у школы не задержал, не было ее там. Женя в обеденный перерыв взяла Соню и с Анфисой у банка встретилась, сама мне сказала. Самое смешное, что за всю «операцию» Ленка ей такой мизер пообещала…

– Как ты думаешь, почему мне совсем не смешно? – спросила я, внутренне разрываясь от злости – и этот туда же!

– Аля, не надо так.

– А как?! Как, скажи мне, надо в такой ситуации?! Я положила трех человек! Наглухо, понимаешь?! Наглухо – опять! И я должна понять эту идиотку?! Я грех на душу взяла!

– Ты заговорила о грехе? А раньше тебя это не беспокоило, – совершенно без всякого сарказма отозвался муж.

– Может быть, мне стало чуть больше лет? А может, у меня появилось то, что я боюсь потерять? Ты не думал об этом?

– А ты?

Я опешила. А что тогда я вот только что сказала? Неужели он меня совсем не слышит? Или я снова говорю не то и не тогда?

– Почему, скажи – почему вы все считаете меня чудовищем, способным в перерыве между сигаретами расстрелять кого угодно?! – заорала я, уже не сдерживаясь. – Я вам что – зондеркоманда?! Я попала в обстоятельства, из которых не было другого варианта выхода – только этот! Или я – или меня, понимаешь ты это?! И теперь, когда все кончилось, вы такие праведники, вам каких-то телок жалко, а я – убийца, бессердечная сука и плохая мать! Катитесь вы оба, и папа и ты! Удочеряйте, целуйтесь, носитесь с ними! А я – извини – не могу! И не буду!