– Значит, есть куда! Я предлагаю вам сделку. Я помогаю вам вернуть деньги, которые вы няне моей отдали, а вы оставляете в покое мою семью.

– Ты рехнулась, что ли? – рявкнул Кир, и я, не испугавшись, правда, ни грамма, брезгливо поморщилась:

– А вот у папеньки моего «шестерки» рот не открывают.

Меченый засмеялся тихим дробным смехом, и лицо его вдруг сделалось благообразным, совсем старческим – такой дедуля – божий одуванчик.

– Верно говоришь. Сроду у отца твоего мясо не гавкало. А ну, встали и ушли оба в бар, – вдруг с неожиданным напором в голосе рявкнул он, и оба мужика чуть не бегом скрылись в баре.

Я проводила их взглядом и продолжила:

– И вот когда мы, наконец, остались в тесном кругу единомышленников, я повторяю свое предложение. Денег, я так поняла, вы немало зарядили, иначе не искали бы Ленку с таким остервенением. А я точно знаю, где ее найти.

– Я вот не пойму: тебе какой интерес мне помогать, а? – спросил Витя, подзывая официанта. – Заказ у молодых людей прими-ка, любезный.

Я заказала только кофе, а Никита – чай.

– Интерес? А какой интерес мне соглашаться на ваши условия и посредничать между вами и отцом?

– Войны избежите.

– Или вы избежите? – с нажимом поинтересовалась я. – Ведь как ни крути, а не отец начал. Чья вина? Ваша. И силы не те уже, да? – еще один пинок в лодыжку, более чувствительный. Так он мне ногу сломает. – В общем, я предложила – вам думать. Нет – я ее сама достану.

– Ой ли? – покачал головой Меченый. – А силенок хватит?

– Хватит, – заверила я, – но мне чужого не надо, потому и к вам пришла.

– Ты на самом деле не боишься, что мы тебя сейчас бритвой по горлу вместе с мальчиком твоим, – и концы в реку? – после паузы спросил Витя, совершенно перестав походить на дедулю-одуванчика.

– Ну, тогда вам точно крышка, – спокойно ответила я, хотя внутри-то все оборвалось от ужаса – а ну, как и вправду? И никто ничего не сделает – Савва тоже тут ляжет, их же четверо, да в машинах двое…

Дедок рассмеялся, снова приняв благообразный вид:

– А ты молодец! Жаль, не парнем родилась, толк вышел бы. И башка варит. Мне с твоим паленым Акелой рамсить вообще интереса нет, от него ж даже в бункере не убережешься, а я стар уже в партизан-то играть. Не те силы, точно ты сказала. Давай договариваться.

– Мне нужны гарантии. Иначе ничего не отдам.

– Воровское слово не гарантия тебе? Эх ты, папина дочка…

Какой у меня был выбор? Никакого, все верно. Не самое крепкое слово по нынешним временам, но ладно. Я достала из сумки фотографии, которые Никита сунул туда еще в машине, и положила на стол перед Витей. Он долго рассматривал их, потом поднял глаза и спросил:

– Не понял ничего. Что за кидалово?

– Это номер телефона жениха Лены, по коду установите страну и город, мне некогда возиться было. Но это на пять минут дел. Она у него – могу голову прозакладывать.

– И что же ты хочешь, чтобы я с ней сделал? – медленно протянул Витя, подвигая фотографии Проне.

– Мне все равно.

– И не жалко?

– Мне? Нет.

– Ну, ты даешь, Витя! Она из винтаря людей валит, как бутылки в тире, а ты у нее про жалость спрашиваешь, – захохотал молчавший до сих пор Проня, пряча фотографии во внутренний карман пиджака.

– Про людей – я же сказала, сперва докажите, потом предъявляйте, – сказала я, стараясь держаться как можно спокойнее и ровнее.

– Ладно-ладно, замяли!

Меченый внимательно наблюдал за мной, за тем, как я говорю, как пью кофе, как отвечаю, и по его глазам я видела, что мои манеры его вполне устраивают. И тут мне в голову пришла мысль.

– Можно, я задам вам один личный вопрос? – решилась я.

– Очень личный? Или при людях можно? – усмехнулся он.

– Можно. Скажите, пожалуйста, эта история с клинком в музее… и со статьей – ваших рук дело?

Меченый перевел взгляд на Проню, тот улыбнулся:

– Это ж с чего и как догадалась?

Я пожала плечами:

– Что тут гадать? Достаточно знать, как обстоят дела в нашей семье и кто такой мой муж, чтобы понять, как именно убрать его подальше. Вам не было выгодно его убивать – тогда папа неминуемо ввязался бы в конфликт, но уже иначе. Вам просто нужно было, чтобы Акела ушел.

Они снова переглянулись. Меченый сделал глоток из стакана:

– Ну, дальше расскажи.

– А что – дальше? Дальше все просто. Кто-то из ваших пришел в музей, прикинул, что клинок этот можно запросто снять и повесить на место – требуется на все минут десять. Я сама пробовала створку витрины открыть, это оказалось легко и совершенно без шума.

Проня захохотал:

– Ну, дает девка! От горшка два вершка, а умная!

Меченый поморщился:

– Не перебивай. Складно рассказывает, а я сказочки люблю.

«Нашел Шахерезаду!» – зло подумала я, отпивая глоток кофе, потому что в горле пересохло.

– Потом вы послали уже двоих. Один старушку отвлекал, второй клинок снимал. Думаю, что его даже из зала не выносили, там полно углов, в который можно поставить, а потом взять незаметно и на место вернуть. Убедились, что бабуля ушла звонить, а сами клинок повесили, как висел, да и ушли. Правда, никто не подумал, что телевизионщики заинтересуются. Пришлось еще и раскошелиться, да? Заплатить, чтобы канал опровержение дал – мол, не было кражи.

Я перевела дыхание и посмотрела на Меченого. Тот сидел, сложив руки на столе, смотрел куда-то мимо меня и думал. Никита снова несильно пнул меня ногой, но получил сдачи и скривился.

– Дальше рассказывать?

– Валяй, – разрешил Витя. – Мне интересно, где прокол был.

– Прокол был в том, что никто из ваших людей не разбирается ни в изготовлении, ни в маркировках клинков, ни в их дефектах. А если бы был у вас такой специалист, то он сказал бы сразу, что никогда, ни при каких условиях Акела не заинтересовался бы клинком из нашего музея.

– Это почему?

– Я могу подробно рассказать, но это долго и не очень понятно. Скажу в двух словах: этот клинок не представляет ценности для коллекционера, так как он – подделка.

– Как это? – вскипел вдруг Проня, и я поняла, что эта «операция» была его разработкой. – Как – подделка?! Да он мне, сука, клялся и божился!

– Погодь, – оборвал Меченый, – не семени здесь. Подделка, говоришь? А как же подпись? Имя мастера – или как там?

– Вот я и говорю: не разбирается у вас в этом никто. Иначе увидели бы, что лишний иероглиф там в имени. За это я и зацепилась, – призналась я, покручивая чашку на блюдце.