молода и должна вести себя с осторожностью. Вокруг всегда будут те, кто попытается сбить тебя с пути истинного.

Он проницательно смотрит на нее, Маделен нервно поеживается.

– Что вы имеете в виду?

– Ты должна определиться, кому верить. Всем иногда случается принять мнимое за истину, а иногда надо просто проявить доверие. – Он протягивает ей руку, не вставая из-за стола. – Ты доверяешь мне?

Взглянув на пастора, Маделен вспомнила сцену, которую видела через окно. Может, она все неправильно поняла? Неуверенно протягивает руку в ответ. Прикосновение отзывается дрожью во всем теле, у Маделен перехватывает дух.

– Хорошо, – подытоживает пастор и сжимает ее пальцы. – Тогда я хочу, чтобы ты внимательно меня выслушала. Аманда, о которой, насколько мне известно, ты слыхала, приехала к нам осенью и через пару месяцев заболела. Я знал о демонах, мучивших ее, но не подозревал, что ее депрессия настолько глубока. Она страдала от бессонницы и галлюцинаций, возмущалась тем, чего никогда не было в действительности. – У пастора Линдберга пролегла глубокая морщина между бровей. – Я виню себя, что не понимал всей тяжести состояния Аманды. Психические заболевания могут представлять угрозу для жизни, мне следовало лучше присматривать за ней. Но так или иначе, ситуация обострилась настолько, что нам пришлось отправить ее домой. Из уважения к Аманде больше не буду об этом распространяться и надеюсь, ты понимаешь: мы храним подробности в тайне ради ее же блага.

От накатившей волны стыда Маделен прикрывает глаза. Речь пастора льется спокойно и уверенно – сразу становится ясно, почему Церкви было так важно, чтобы никто не говорил об Аманде. Просто они пытались защитить ее.

Маделен чувствует, как щеки заливает густая краска. Какое право она имеет подозревать приход?

– Прошу прощения. Я не знала.

– Понимаю, – кивает пастор Линдберг. – Но теперь ты в курсе. Ну что, можем оставить в покое бедняжку Аманду?

– Конечно!

Пастор крепко сжимает ей руку, потом отпускает.

– Хорошо, – продолжает он. – Отношения между тобой и Церковью строятся на взаимном доверии. Мы поможем тебе стать такой, чтобы родители, будь они в живых, гордились бы своей дочерью.

Последние слова пастора отзываются резкой болью в солнечном сплетении. Мышцы сковывает спазм, и Маделен начинает задыхаться. Она сидит, сраженная ударом, будто нож воткнули в грудь и теперь поворачивают, а пастор как ни в чем не бывало вернулся к разбору кипы бумаг на письменном столе.

– Хорошего тебе дня, – бормочет он, не поднимая взгляда.

Встав со стула, Маделен нетвердым шагом плетется прочь, ощущая гул во всем теле. Слова пастора отдаются эхом в голове. Будь родители живы, расстроила бы она их?

Выйдя в коридор, Маделен опускается на стул у входа в кабинет пастора. Ее воспоминания об Эллинор Грей – тонкие, будто пергамент, ломкие и прозрачные. Она помнит только отдельные эпизоды, мгновения, проведенные с матерью, которые позже проигрывала в памяти столько раз, что уже не знает, были ли они на самом деле. Как тот теплый день поздним летом, когда они сгребали заготовленное сено и ели на поле прихваченный с собой завтрак. Стоит закрыть глаза, как до нее доносится смех матери, наблюдающей, как дети играют с сеном. Хотя в пожелтевшем от времени альбоме есть фотография Эллинор, снятая в тот самый день – она сидит в траве, обнимая дочерей. Волосы убраны под синий платок, мама смеется от души. Откуда Маделен знать, действительно ли это ее воспоминания, или они навеяны фотографией? Возможно, она и вовсе не помнит мать, и как ей понять, чем бы та гордилась?

Маделен оттягивает ворот футболки, будто от этого станет легче дышать. Ей известно, что мать придавала большое значение церкви, это у них общее. Если бы Эллинор могла поговорить сейчас с дочерью, скорее всего, она призвала бы ее прислушаться к пастору. И правильно. К чему перечить?

Маделен сидит в коридоре и собирается с мыслями. В Юсшере она обрела дом, получила место в Свободной церкви, к которому так стремилась, и упустить теперь свой шанс из-за какой-то абсурдной идеи просто не имеет права. Как говорит пастор Линдберг: раз они ей доверяют, Маделен обязана доверять в ответ.

Она ощупывает серебряную ноту на цепочке. Так многое хочется успеть в этой жизни! Приносить пользу людям – одно из ее заветных желаний.

«Танзания», – тихо произносит девушка. Признаться, ей ничего не известно ни о стране, ни о строящейся там школе, просто хочется туда, и все тут. Маделен стремится в Африку к маячащей впереди свободе.

Пастор Линдберг знает свое дело, думает она. Он стоит во главе невероятно популярной церкви, его благотворительная деятельность вызывает восхищение во всем мире. Маделен должна быть благодарна за возможность приехать сюда, и Аманду надо просто выбросить из головы. С этого момента она больше не станет ничего подвергать сомнению. Будет поступать как ей велят, выбрав благочестие и послушание. Потому что в глубине души убеждена, что любопытство до добра не доведет.

36

Понедельник, 24 июня

Патрисия стоит у маленького окошка и всматривается в море. Есть что-то волшебное в накатывающих на берег волнах и крике чаек.

Быстрым движением щетки расчесывает волосы, еще минута – и она спустится, чтобы вновь насладиться великолепным завтраком, приготовленным Моной. Каждое утро она выставляет на стол исключительные в своем роде продукты: пышные, еще горячие ржаные булочки, на которых тает масло, аппетитные буханки хлеба с добавлением патоки и померанца, сливочный сыр, домашнее варенье, копченую скумбрию прямо из рыбного магазина и крупные коричневые яйца с соседней фермы.

Отключив от зарядки, Патрисия убирает в карман телефон. Мэттью так и не ответил на ее сообщение, и, скорее всего, это к лучшему. Ну что он скажет, бедный мальчик, если Патрисия и сама не понимает, чего хочет?

Спустившись вниз, она видит, что Мона уже сидит у их столика, а Мариан решает, что будет на завтрак. Несмотря на широкий выбор угощений, каждое утро она съедает маленькую чашечку обезжиренного йогурта – Патрисии жаль ее.

– Доброе утро!

– Доброе утро! – одновременно отвечают Мона и Мариан.

Перед ними на столе лежит книга, которую Мариан читает к следующей встрече книжного клуба. Патрисия кивает в сторону книги:

– Уже дошли до того места, где про мистера Коллинза?

– Нет, не совсем, – присаживаясь, отвечает Мариан. – И я не понимаю, почему мистер Дарси так по-свински себя ведет. Я думала, он будет главным положительным героем, – она разочарованно качает головой. Вот мистер Уикхем – другое дело!

Мона с Патрисией молча обмениваются взглядами.

– Ну да, конечно, – уклончиво отвечают обе.