Шум в ушах усиливался с каждым произнесенным словом. Значит вот почему Демьян тогда уехал. Сердце при воспоминании о моем мужчине усиленно начало качать кровь, словно просыпаясь ото сна. Все его фразы «Я украду тебя, если понадобится. Ты не останешься одна. Я всегда буду рядом» обрели теперь совсем другое значение. Это были не просто слова. Он знал, что меня поставят перед условием, и пытался донести до меня всеми возможными способами, что несмотря ни на что будет рядом.

В глазах собираются слезы, горло душит спазмом. Он готов был выстоять в этой войне за меня, а я сдалась…

— Почему ты тогда мне ничего не сказала?

— Зачем? Ты была совсем ребенком. Даже несовершеннолетней еще. Да и потом все наладилось, пока он не вернулся и не добился своей цели. Исчадие ада.

— Мам, он ведь помог папе, — говорю сиплым голосом.

— Помог, чтобы еще ближе к тебе подобраться, — фыркнув, мама обводит мое лицо прищуренным взглядом. — Так, ты меня услышала. Больше я не намерена смотреть на такое твое состояние. Бери себя в руки. Через год спасибо мне скажешь, что жизнь не дала тебе искалечить. А если продолжишь дальше пить — закрою тебя в комнате до самой помолвки!

Хлопок дверью вынуждает вздрогнуть. На деревянных ногах подхожу к кровати и обессиленно опускаюсь на край. В груди больно печет. Демьян вернулся ко мне, несмотря на запрет. Не предполагая, а точно зная, что его ждет. Он был готов на все ради меня, а я предала его и нашу любовь. Трусливо и жалко сбежала, поджав хвост, и теперь, даже если бы мне захотелось, он не простит мне этого. Да и не надо. Ведь что я могу изменить? С одной стороны — он, с другой — семья. Выбор, стоящий жизни.

Забыв о том, что собиралась принять душ, забираюсь на кровать и сворачиваюсь под одеялом, даже не сняв платье. Сон приходит с трудом ближе к утру. На завтрак выходить нет желания. Я не голодна. Спускаюсь только воды попить и пожелать доброго утра.

Дни смазываются в одну сплошную однообразную полосу. Два, три, пять… Сколько их прошло, я даже не в курсе. Такое ощущение, что во мне что-то отключилось. Я вроде бы делаю все, что и всегда — просыпаюсь, принимаю душ, смотрю фильмы, гуляю с Нареком, но ничего не чувствую. Словно кто-то отнял у меня способность испытывать эмоции. Радость, гнев, даже боль.

Как сегодня, например, выходя из машины, я зацепилась ногой за бордюр и сильно ударила большой палец. Он даже посинел. Нарек пытался прикладывать бутылку с холодной водой, а я не понимала, почему он так суетится, ведь мне даже не больно. Оказывается, я содрала ноготь до крови, но даже этот факт никак не откликнулся в теле.

— Заживет, — пожала плечами и махнула рукой.

Нарек взял меня за руку и долго всматривался в глаза.

— Мариам, ты такая молодец. Другая бы на твоем месте уже расплакалась.

— Мне кажется, я разучилась плакать.

— Ну так что? В кино?

На сеансе какого-то фильма, суть которого я плохо уловила, Нарек сплел наши пальцы. Я долго смотрела них, снова чувствуя полнейшую апатию. Ни искр по коже, ни томления в животе. Ничего, что могло бы сказать о том, что мне приятны мужские прикосновения. А ведь однажды нужно будет не только за руку держаться.

Не в силах представлять подобное, даже руку отняла, делая вид, что хочу поправить хвост, но так и не вернула ее на место, обхватив себя за плечи.

После этого дня Нарек уехал с отцом по делам фирмы. Не сказать, что я ощутила облегчение. Мне было все равно рядом он или нет. Просто теперь не было необходимости куда-либо выходить, поэтому все время я проводила в комнате, пока не услышала веселый визг снизу, означающий, что приехал Давид с племянниками.

Отложила книгу, которую читала в основном для того, чтобы занять чем-то время до ночи, и встала с кровати.

Надо бы расчесаться, наверное. Сегодня еще не брала в руки расческу, а солнце уже подходит к горизонту.

Подойдя к зеркалу, замираю. В отражении словно другой человек находится. Блеклая тень меня бывшей. На месте румяных щек — впалые скулы, губы едва розовые, кожа бледная, а глаза без признаков жизни. Если бы я не знала себя, увидев на улице, испугалась бы, но сейчас мне по сути все равно, как я выгляжу. На свадьбе визажист сделает все, чтобы спрятать эти внешние недочеты, остальное же не имеет значения.

Пройдясь по волосам щеткой, выхожу в коридор и спускаюсь вниз. Детский визг и смех имеет волшебное действие оживлять каждое помещение. Всякий раз, когда приезжают племянники, где бы мы ни находились, там в этот же миг становится ярче.

Арман налетает на меня, едва я схожу с последней ступени, и обнимает за ноги.

— Привет, мой хороший! — присев на корточки, обнимаю озорного ребенка, впервые за долгое время чувствуя хотя бы призрачную радость.

— Привет, Мариам. Мы купили торт. Самый вкусный и вот такой большой, — темноглазый мальчишка с азартном демонстрирует мне размер десерта.

— Здорово, на всех хватит.

— Да! Но я съем самый большой кусок!

На этих словах он отбегает в гостиную, а я с улыбкой ступаю следом.

На диване сидит Давид, рядом мама, а на её коленях Гор.

Невольно торможу, засматриваясь на них. В женских глазах столько любви по отношению к внуку. Мне кажется, на меня мама так никогда не смотрела.

— Привет, Мариам, — Давид поднимается и делает шаг ко мне, чтобы поцеловать в щеку. Но сделав это не отходит сразу. Пронзительный взгляд брата пригвождает к месту. Он внимательно изучает меня от кончиков волос до самых пят.

— Привет, — выдавливаю улыбку, потому что хочу избежать вопросов. На самом деле не планирую проводить много времени внизу. — Как дела?

— Нормально, — темные глаза безотрывно скользят по лицу. — Ты заболела, Мариам?

— Нет. Все хорошо.

Обхожу его, чтобы потрепать Гора по волосам и поцеловать пухлую щечку. От мальчишки пахнет печеньем и молоком.

— Мариам, ты вовремя спустилась. Давид к нам на ужин приехал. Ты же поешь с нами?

Вопрос мамы, произнесенный с едва заметным нажимом, означает, что мне лучше остаться внизу. Хотя если бы не брат, я бы и не спускалась.

— Да.

Но как бы я ни старалась, есть мне не хочется. Даже мясной аромат не возбуждает рецепторы. Машинально отламываю кусочек хлеба и кладу его в рот больше потому что так надо.

За столом мама с бабушкой выспрашивают у Давида как Ани, интересуются его работой, жалуются на подорожание продуктов. Все то же самое, что и каждый раз. Я же наблюдаю за ребятишками, с аппетитом расправляющимися с ужином, и думаю о том, что мне хочется вернуться в свою кровать. Там уютнее.

— Мариам, слушай, как насчет того, чтобы поехать сегодня ко мне?

Давид, словно услышав мои мысли, вопросительно выгибает бровь. Мама с бабушкой замолкают.