— А что, есть возможность, по-вашему, когда-нибудь вернуть утраченное?

Григорьев пожал плечами:

— Когда-нибудь, при изменившихся обстоятельствах — почему бы нет? Только японцы без боя не отдадут, придется опять воевать с ними. Надеюсь, тогда на наше место приедут другие люди, которые полюбят эти места. Ведь красивая природа, горы, тайга…

И пошел понурый прочь, но вдруг вернулся:

— Что еще хотел сказать! У японцев в Карафуто очень большой штат администрации. Тысяча чиновников! Все доходы, собираемые на месте, уходят на их содержание. А у меня в канцелярии сидят три человека. И как управлять областью при столь малом количестве людей?

Визиты губернатора мешали думать, сбивали с мысли. Но Лыков крепился. Ему нужно было принять верное решение.

Где удобнее укрыться беглецу? В больших селениях рано или поздно донесут стражникам. Подбросят письмо без подписи или подговорят какого простака… Нет, опытный сахалинец Почтарев это хорошо понимает.

В рыбацкие поселки ему тоже путь заказан, тут власти правы. К гилякам? Выдадут, даже если им заплатить. Инородцы боязливы, ссориться с полицией не отважатся. А стражники сейчас ездят по селениям, собирают сходы и объявляют о поиске опасного бандита. Эту идею Алексея Николаевича губернатор одобрил. Выяснилось, что сходы имеются везде, даже если в селении осталось три дома. Кроме старосты, перед властями отвечает еще и общественный крикун! Эта должность существует только на Сахалине. Общественный крикун собирает людей, объявляет постановления администрации и получает за это жалованье. Он же ближайший помощник старосты. Таким образом, в каждой дыре есть два человека, которые в ответе за исполнение распоряжений властей. И в случае чего, один донесет на другого…

Так, размышлял далее Лыков. Старожильческие селения первые на подозрении. К ним повышенное внимание. А еще кто? Вот на берегах Набильского залива зимуют партии нефтедобытчиков. Их около десятка, в каждой, поскольку не сезон, людей раз-два и обчелся. Ловят соболей и ждут весны. Но они там выстроили бараки, топят печи, режутся в карты. Поручик Насников, например, подозревает инженера Клейе в том, что тот занимается экономическим шпионажем. Пруссак взбудоражил весь север. Скважин насверлил — не сосчитать. Состоит на жалованьи у английской корпорации, которую Лыков уже поймал на том, что она сознательно губит майкопское месторождение[93]. Вдруг здесь то же самое? Из всех подавших заявку на разведку действительно занимаются ей лишь Клейе и наследники Зотова. И оба конкурента оставили в студеных лесах по несколько партий рабочих. Зачем? Ведь бурение зимой невозможно. Боятся друг друга, воруют секреты и перекупают толковых людей? Или желают крепче застолбить перспективный участок? Еще вернее, караулят завезенное оборудование, чтобы его не растащили. Но среди этих зимовщиков могут оказаться приятели Чумы. Которые знают его с детства и спрячут за мзду. Значит, такие сторожки следует тщательно обыскать.

Кто еще на подозрении? Японцы? Мог маньяк перебежать в Карафуто? Маловероятно. Только что подписано соглашение о взаимной выдаче преступников, кроме политических. Чиновники микадо обязаны вернуть беглеца в Россию. А если тот сумел каким-то образом пересесть на корабль, идущий в Америку? Деньги для этого у Чумы имеются.

Лыков вспомнил давнюю историю. В 1893 году китобойный барк «Чарльз Морган» подобрал в Охотском море шлюпку с десятью беглыми каторжниками. Это случилось в сорока милях от западного побережья Сахалина. Спасенных людей американцы доставили в Сан-Франциско. Пятерых, видом пострахолюднее, спустили на берег и сдали в аренду (!) содержателю ярмарочного музея. Тот выставил диких русских на показ публике и неплохо заработал. После жалобы нашего консула каторжники исчезли. Американские власти пустили их в страну. Как жертв царского режима…

Обдумав такую вероятность, питерец ее отбросил. Льды установились в Татарском проливе, а в Охотском море ими скована лишь прибрежная полоса. Но какой корабль пойдет туда в это время года? И как одинокий бандит сумеет попасть на борт?

Далее. А если он, едва ступив на сахалинский берег, сделал петлю и вернулся по льду обратно в Николаевск? Так зайцы сбивают волка со следа. И охотника тоже… Об этом сыщик подумал только сейчас, с запозданием. Надо срочно отбить экспресс Тауту. Пусть проверяет все каюрские упряжки, что возвращаются с острова. Если еще не поздно.

Лыков успокоил сам себя. Тертий Почтарев не семи пядей во лбу. Скорее наоборот, у него в голове клёпки не хватает. Столь умные ходы ему не по чину. Прячется он, сволочь, здесь, в одной из старожильческих семей. Как только общественный крикун объявит, что за укрывательство негодяя дадут тюрьму, гостя сразу попросят вон. На это и был рассчитан план поимки. С сегодняшнего дня воинская команда Сахалина участвует в патрулировании дорог. Ее вот-вот переименуют в пешую жандармскую и подчинят губернатору, а в строевом отношении — ЖПУ Уссурийской железной дороги. Спасибо Государственной думе! Она еще в 1909 году решила, что держать на острове воинские части нецелесообразно. Так что были солдаты, а станут жандармы. Триста девяносто человек пойдут в подкрепление слабых полицейских сил. А пока нехай засидевшиеся вояки перекроют дороги и начнут проверять всех путников. Тертия выгонят, он отправится на поиски нового укрытия — и попадется.

На этой оптимистичной ноте статский советник отложил бумаги. Он вышел в комнаты губернатора и попал в объятья его и фон Бунге. Главные администраторы Сахалина взяли командированного в плен, затащили в кабинет и стали обрабатывать. Григорьев придумал усилить Сахалинскую область за счет присоединения к ней Удского уезда. Вместе с Николаевском. Бунге мысль одобрял. Еще бы: число подданных вырастет втрое. А главное, золотодобыча попадет под их контроль.

Лыкову не нравились подобные интриги. Но ему приходилось до поры до времени ладить с хозяевами, иначе придется торчать тут до весны. И он сказал:

— Да, конечно, это разумное предложение. Слишком мала ваша область сама по себе. Одиннадцать тысяч человек — смех один. А тут…

— Вы, Алексей Николаевич, по возвращении в Петербург будете давать отчет новому министру внутренних дел? — сразу раскрыл свой интерес губернатор.

— Непременно. Я же здесь по его воле.

— Вот и сообщите Маклакову наши соображения. Доклад я уже послал фельдъегерской почтой, а вам вручу еще один экземпляр. Для обходных маневров и мобилизации сторонников. Согласны?

— Дмитрий Дмитриевич, боюсь, меня в столице не спросят, нужно ли объединять Удский уезд с островом Сахалин. Вы преувеличиваете мое значение. Как я ловил банду, спросят. И тотчас же забудут. А про административную реформу… Я сыщик, а не…

Фон Бунге, этот вечный вице-губернатор, уже десять лет пребывающий на вторых ролях, замахал руками:

— Мы вам верим и ставим высоко! Докладик уж возьмите. Авось пригодится. Вдруг да спросят?

Лыков пристыдил сам себя. Григорьев много делал для развития брошенного властями острова — почему ему не помочь? А Бунге — известный труженик. Еще со времен бездельника Ляпунова он тащил воз неблагодарных текущих дел. Генералы приходили и уходили, а вице-губернатор оставался на посту.