– Так что же? – сказал Платон. – Заболгарских христиан сколь крови выцедили, а тут свои…

Светало. И подступала минута, когда русское молодечестводолжно рвануться наружу – шапкой в пыль, под ноги, соколом в чисто поле, саблейиз ножен. Иначе – не носить больше саблю, воином не называться, самому себе непростить. Раз выпало – грудь в грудь, до виктории или геройской смертушки…

– Урядник, смир-на! – сказал Сабуров.

Урядник опустил руки по швам. Оба они были в нижнем белье исапогах, но это не имело значения. Как-то в восемьсот двенадцатом казакиголышом опрокинули французов, так что не в штанах дело.

– Слушай приказ, – сказал поручик Сабуров. –Объявившуюся в здешних местах неизвестную тварь, как безусловно для людейопасную, отыскать и уничтожить. Выступаем немедля.

– Слушаюсь, ваше благородие! – рявкнул урядник.

И у обоих стало на душе чуточку покойнее. Теперь был приказ,были командир и подчиненный, теперь – воинская команда.

– Соображения есть? – спросил Сабуров.

– Как не быть? Большое оно, чудище-то… Вон какстолы-лавки перебулгачило. Гренадерскую бомбу бы нам…

– Где ж ее взять…

– Местности мы не знаем, вот что плохо. Проводника бынам, какого ни на есть…

– И подзорную трубу, – сказал Сабуров. –Помнишь, Мартьян говорил про блажного барина, что на звезды смотрит?

– Помню. Думаете?

– Да уж смотрит этот барин в небеса не так просто.

Только где ж его искать? Черт, ничего не знаем – и где какиедеревни и где что… Ну ладно. Давай собираться.

Сборы заняли около часа, а потом они выехали шагом нанеоседланных Мартьяновых лошадях, приладив самодельные уздечки – невеликаявоинская команда. По опыту своему поручик Сабуров знал, как мало значат ихружье и два револьвера, но что поделаешь.

Наклонившись с конской спины, Платон разбирал следы, ивскоре последовало первое донесение:

– Ну что – какие-никакие, а есть лапы. И лап этих доэтакой матери, прости господи – чисто сороконожка. И ясно ведь, что тяжелое,вон ворота не выдержали, как через них лезло, а бежит легко. Это как понять?

А вскоре они наткнулись на место, где валялись повсюдуклочья собачьей шерсти, обрывки одежды – и кровь, кровища там и сям…Перекрестились, еще раз помянув несчастливых рабов божьих, Мартьяна и двухдругих, по именам неизвестных, и тронулись дальше, превозмогая тягу к рвоте.

Нервы стали как струны, упади с дерева лист, коснись –зазвенят тревожным и печальным гитарным перебором…

– Неужто не заляжет, нажравшись? – сквозь зубыспросил Платон и вдруг натянул повод. – А вон там? Ей-богу, вижу! Вижу!

Но Сабуров и сам уже видел сквозь деревья: что-то зеленое,не веселого травяного цвета, а угрюмого болотного, шевельнулось там, впереди,на лугу. У неширокого ручья паслась пятнистая коровенка, а неподалеку…

А неподалеку замер круглый блин аршинов трех в поперечнике ивысотой человеку – ну, под мужское достояние, не выше. По краю, по всейокружности блина, чернели непонятные комки, штук с дюжину, меж ними синие,побольше, числом с полдюжины, а в середине опухолью зеленело вздутие с четырьмягоризонтальными черными щелями, и над ними, на макушке бугорка – будто гроздьиз четырех бильярдных шаров, только шары были алые, в черных точках. Сабуровавновь замутило, так неправилен, неуместен на зеленом лугу под утреннимсолнышком, чужд всей окружающей природе был этот живой страх, словно и впрямьприперся из пекла.

Блин колыхнулся, множество ножек, сокращаясь, вытягиваясь,понесли его вперед со скоростью идущего шагом человека, и коровенка, толькосейчас заметив это непонятное создание, глупо взмыкнула, вытаращилась, задралавдруг хвост, собираясь бежать.

Не успела. Взвихрились черные шишки, оказавшись щупальцамиаршин в пять каждое, жгуты превратились в широкие ленты, и весь пучок оплелкорову, сшиб с ног, повалил, синие шишки тоже взвились щупальцами, только этибыли покороче и потолще, кончались словно бы змеиными головами, толькобезглазыми и с длинными пастями, и зубов там – не перечесть. Зубы и щупальцарвали коровенку, пихали кусками в черные щели… Рев бедолажной животины вмигзатих.

Сабуров не выдержал, перегнулся с прядавшего ушами коня –все сегодня съеденное и выпитое рванулось наружу. Рядом то же самое происходилос Платоном.

– Ну, видел? – прохрипел Сабуров. – Куда тамв шашки – опутает, вопьется…

Платон соскочил с коня – как ни разозлен был, а сообразил,что непривычный крестьянский конь выстрелов над ухом испугается. Пробежалдесяток шагов до последних деревьев, обернулся:

– Коней держите, вашбродь! Мне с ружьем сподручнее!

До чуда-юда в самом деле было шагов двести, от револьверовна такой дистанции толку никакого. Урядник приложился. Целился недолго.

Чудо-юдо от выстрела содрогнулось, зашипело – пуля явноугодила в цель. Алые, в черную крапинку, шары заколыхались, стали подниматьсявверх – будто со страшной скоростью вырастали красные цветы на зеленых стеблях.Вот стебли уже вытянулись на аршин. Шары качались, то ли принюхивались, то липриглядывались, мотались в разные стороны, и вдруг все потянулись, наклонилисьв одном направлении – в их сторону. Господи боже!

– Урядник, назад! – крикнул Сабуров.

Но урядник клацнул затвором, заложил новый патрон ивыстрелил. Должно быть, он целил в те шары, но промахнулся. Черные и синиещупальца одно за другим отрывались от раскромсанной коровьей туши, чудищешипело, притопывая ногами, словно злилось на свою неповоротливость. Тогдатолько урядник с разбегу запрыгнул на коня, перехватил поводья у Сабурова, иони поскакали прочь, пронеслись с полверсты, оглянулись – никто не преследовал.Натянули поводья, и кони неохотно остановились.

– Ну, видел? – спросил Сабуров. – Нет,саблями никак невозможно. Вплотную не подступишься. Хреновые из нас ДобрыниНикитичи, Платоша…

– Так что ж делать, подскажите, вашбродь! По шарам битьразве что…

– Одно и останется, – сказал Сабу-ров. – А тызаметил – ведет оно себя так, будто в него сроду не стреляли, не сразу исообразило, что оглядеться следует. Непуганое.

– Господи ты боже мой! – взвыл урядник. Его коньвсхрапнул и дернулся. – Ну откуда оно на нашу голову взялось, и почемунепуганое? Не должно его быть, в мать, в Христа, в трех святителей, вперехлестчерез тын! Не должно!

– Да ори не ори, а оно есть, – сказалСабуров. – И положение наше хуже губернаторского во всех рассмотрениях. Пешкомподходить – не успеем ему гляделки расхлестать. Верхом – лошади подведут, нестроевые. Чересчур часто по нему палить, смотришь, и поумнеет, раскинет, что кчему. Засада нужна. А как устроить?