– Но ты сомневаешься, – заметил Хавроша. – У тебя сомнения, потому что я предложил тебе перейти в высшую лигу. Это нормально. Я хочу, чтобы ты все обдумал. Покумекаете с красавицей Марибель и посмотрим, что она скажет.

– Даже не сомневаюсь, что она будет в восторге, – добавила Тоня.

– Точно одобрит, голова у нее светлая. Марибель способна отличить победителя. Ведь тебя же она выбрала, в конце-то концов, – сказал Хавроша и хлопнул Мака по спине.

– Ну вроде того, – пробормотал тот. Как-то глупо теперь было признаваться Хавроше. Ему не интересно знать, чего Мак лишился, он настроен исключительно на победу. И все же Мак сказал: – Марибель выставила меня из дома. Я оплошал.

Тоня потянула себя за мочку.

– Появилась другая? – шепотом спросила она.

Маку стало жарко на загривке.

– Типа того.

Хавроша со всей силищи хлопнул себя по ноге.

– Так я и знал, – сказал он и, поддев Тоню локтем, добавил: – Я ж говорил, Мак впал в немилость, вот и живет теперь на отшибе.

– Это хуже, чем немилость, – произнес Мак. – Я запутался. Все сложно.

Хавроша сцепил пальцы за головой и откинулся в кресле.

– Конечно, сложно. Любовь – вообще сложная штука. Поверь мне на слово, я женат уже двадцать семь лет.

– Он прав, – поддержала Тоня и чмокнула мужа в лоб, оставив два красных отпечатка. – Любовь – тяжкий труд.

– Это как запустить крученый, не касаясь большим пальцем, – проговорил Хавроша. – Как играть центровым на сорокаградусной жаре. Нет, даже труднее.

– Ага, – согласился Мак.

– Знаешь, я тебе что скажу, – продолжил Хавроша. – Ты свою Марибель любишь? Ну? Любишь ее?

Мак кивнул.

– Да.

– Нет, скажи громче, пусть все слышат. Говори.

– Люблю ее, – проговорил Мак.

– Громче, – подначивал Хавроша.

– Я ее люблю, – повторил Мак.

Хавроша подался на краешек кресла.

– Еще громче.

Мак заколебался. Наверное, так Хавроша распаляет игроков, дает им выпустить пар, сбросить тестостерон.

– Я люблю ее!

Тут Тоня зашептала:

– Громче, мой хороший, громче.

– Я люблю ее! – крикнул Мак.

Хавроша поднялся.

– Громче! – напирал он. – Кричи изо всех сил, чтоб шло из нутра.

Мак обратил взгляд на воду. По пляжу гуляло несколько зевак. Ну так что с того?

– Я люблю ее! – заорал он. – Я! Люблю! Ее!

Хавроша зааплодировал.

– Вот так, – сказал он. – Ты ее любишь. Теперь я верю. Любишь как пить дать.

На террасе второго номера показался Рой Сильверштайн.

– Я смотрю, Хавроша опять играет в баптиста, – проронил он.

Мак рухнул в кресло и засмеялся, впервые за много недель. Пока он разрывался между Нантакетом и Айовой, даже представить себе не мог, что наклюнется третий вариант. Все ждал подсказки острова. Так может, это она и есть, долгожданная подсказка, и судьба ответила ему, преподнеся Хаврошу? «Интересно, какая в Техасе вода?» – подумал Мак. Что ж, если получится помириться с Марибель, он может быть, еще узнает.

Вскоре Мак попрощался с хозяевами. Пожал Хавроше руку, поцеловал Тоню в щеку и пообещал серьезно подумать над их предложением.

– Сперва разберись со своей девочкой, – посоветовал Хавроша. – Сейчас это важнее.

Мак завернул за угол и пошел вдоль террас. Постучался в дверь восемнадцатого номера. Открыла Андреа. В глубине комнаты Мак заметил полусобранный чемодан, хотя особой печали на ее лице не было.

– Я обещал зайти к Джеймсу. Помочь ему побриться.

Она окинула его взглядом:

– Я буду скучать.

– Джеймс дома? – спросил Мак. – Джеймс, старина, это Мак. Я помогу тебе побриться.

– Эй, ты не слышал? – сказала Андреа. – Я буду скучать.

– Ты приняла решение, – проронил Мак. – У тебя был выбор. Джеймс дома?

– Да здесь он, здесь. Куда он денется. – Андреа повернулась и позвала: – Пойди сюда, Джеймс, сынок.

Через пару секунд в комнате возник Джеймс.

– Я зашел тебя побрить, – сказал Мак.

Джеймс развернулся и, не говоря ни слова, направился в ванную. Мак пошел следом. Джеймс встал перед зеркалом, Мак присел на крышку унитаза.

– Сегодня проведем небольшой экзамен, – сказал Мак. – Потому что завтра ты уезжаешь.

Мак не знал, успела ли мать подготовить его к отъезду. Не знал он и того, как парнишка вообще представляет себе этот мир и понимает ли, что происходит вокруг.

– Пора бриться, – произнес Джеймс.

– Я буду следить, – сказал Мак. – А ты все делай сам. С чего начнешь?

– Не знаю, – ответил парнишка.

– Намыль лицо кремом для бритья, – посоветовал Мак. – Помнишь Санта-Клауса?

Джеймс выдавил пену на пальцы и намазал щеки.

– А дальше? Какой у нас следующий этап?

Джеймс не ответил. Как это удается Хавроше? Почему люди говорят ему то, что он хочет услышать?

– Возьми бритву, – подсказал Мак. – Мы три раза все это проделали. А теперь я хочу, чтобы ты сам побрился.

– Я не знаю, – проговорил Джеймс.

– Что именно?

Джеймс уставился в зеркало. Мак посмотрел на его отражение, и сердце оборвалось. Перед ним стоял пятнадцатилетний парень с белой пенистой бородой. Было нестерпимо жаль Андреа, которой придется наблюдать все то же самое завтра, и послезавтра, и всю неделю, а может, и целый год, пока Джеймс не привыкнет к простой последовательности действий и не научится разделять задачу на этапы. Конечно же, она права. Никто не полюбит его так, как мать, – не хватит терпения и выдержки, чтобы не раскричаться и не бросить все к чертям собачьим, как поступил отец.

Мак зашел Джеймсу за спину и взял в руку бритву. Начал его осторожно брить.

– Джеймс, тебе нравится бейсбол? – спросил он.

– Да, – равнодушно ответил Джеймс.

– Ты ненавидишь бейсбол? – вновь спросил Мак.

– Да, – сказал Джеймс.

– Но нельзя же одновременно любить и ненавидеть, – поправил его Мак. – Ты понимаешь? Это несовместимо.

– Я люблю живую игру, – проговорил Джеймс. – А по телевизору ненавижу.

Мак улыбнулся, подбривая нежную кожу парнишки под подбородком.

– Может, мне удастся достать билеты на матч «Балтимор ориолс», – сказал он. – Тебе бы хотелось пойти?