Но Максимилиан вдруг сказал:

– Я привез тебя сюда, потому что хочу попросить твоей руки, нет, обеих, да и всего остального, раз уж на то пошло. Я клянусь дать тебе жилье и обеспечить жизнь, к которой ты привыкла, и буду стараться, насколько смогу…

Лейси приложила палец к его губам, и он умолк. Она до сих пор помнила, какими теплыми на ощупь были его губы.

– Да, – ответила она просто. – Да, я согласна.

Это воспоминание она пронесла через всю жизнь, и помнила пьянящее счастье, которое снизошло на нее в тот момент. А два месяца спустя Максимилиан действительно записался в армию и ушел на войну, на целых три года. Тогда любовь шла бок о бок со смертью, люди ценили чувства. И все, кто выжил в те трудные годы, вспоминали их с ностальгией.

Мак ждал, когда она заговорит. А что она могла сказать? Жизнь стала другой, ей не понять.

– Ты все сделал правильно, – наконец изрекла она.

Его лицо на миг прояснилось.

– Спасибо, – сказал он. – Мне дорого твое благословение.

– Ты всегда можешь на него рассчитывать, Мак Питерсен, – проронила Лейси. Хотя бы это было правдой.

Когда Сесили узнала про свадьбу Мака и Мари, ей будто влепили пощечину, так сильно она завидовала. Подруги разговаривали по телефону, и вдруг Марибель поделилась радостной новостью:

– Он сделал мне предложение! Я выхожу за Мака! Ты представляешь? Я буду его женой! Женой!

Сесили поймала в зеркале свой взгляд и рассеянно уставилась на собственное отражение. Глупую привычку смотреться в зеркало в минуты отчаяния она унаследовала от матери.

– Повезло дуре, – прошептала она, но Марибель ее не услышала, с увлечением рассказывая что-то там про цветы и венчанье. Сесили молча повесила трубку и, сняв ее с телефона, положила рядом. Потом бросилась на кровать и зарыдала. Почему? Ведь надо было радоваться – она сама так долго болела за этих двоих и сочувствовала им. Теперь же выяснилось, что ей больше нравилось, когда оба были несчастны, и лишь она любима. И вот Мак и Марибель за гранью восторга, сорвали джекпот, женятся! Сесили обливалась горючими слезами. Ясно, что подруга будет теперь названивать и волноваться, но только ей безразлично. Она не в силах ни с кем говорить, а тем более общаться со счастливыми влюбленными. Казалось бы, какая разница? Чужое счастье не мешает ее собственному счастью. Однако никакие логические посылы не помогали избавиться от чувства потери. Габриель в тысячах миль от нее, а сама она – узница на никчемном островке.

Может, Сесили и сама хотела бы выйти замуж за Мака? Еще девчонкой она по уши в него втрескалась, терпеливо записывала в дневнике все, что сказал за день Мак. «Ну что, солнышко, как делишки?» «Малыш, а ну, пройдись колесом». Когда он дергал ее за кудри или взваливал себе на плечо – все неизменно попадало в дневник. По вечерам, когда Мак уходил на свидания, она запиралась в комнате и сидела несчастная, выключив радио и телевизор. Ей казалось, что если у нее все плохо, то и ему будет жизнь не в радость. На следующий день она выпытывала подробности: как зовут его девушку, как выглядит, чем занимались. Ресторан? Кино? Танцы? И под конец, смущаясь, Сесили задавала самый главный вопрос: «Ты ее поцеловал?» Он отвечал: «Ну конечно, солнышко», или: «Ну, нет, слишком страшная». В глубине души девчонка рассчитывала на второй ответ и каждый раз заклинала в душе, чтобы у его спутницы обнаружились усики или плохо пахло изо рта. Мак должен наконец понять, что нет никого на свете прекраснее и милее Сесили.

Немного погодя она и сама достигла возраста, когда ходят на свидания, и Терезе пришла в голову дерзкая мысль свести их, да только дочурка на тот момент была уже «не в теме». У Мака нарисовалась Марибель, и Сесили запала на нее, пожалуй, не меньше, чем на него в свое время. Она подражала ей во всем – в манере говорить, в прическах, в одежде. И с самого начала Марибель относилась к ней как к равной. Это здорово подкупало, и Сесили повелась.

Может, она влюблена не только в Мака, но и в Марибель? В школе Сесили читала Фрейда и кое-кого из почивших европейцев, разделявших его взгляды. Если им верить, то она испытывала влечение к обоим. Вот такая белиберда. В сухом остатке ларчик открывался куда проще: ей хотелось выйти замуж за Габриеля, но теперь Мак с Марибель от нее отделились, как бы говоря: «Мы поженимся, а ты так и останешься одиночкой».

На какое-то время.

Сесили выдвинула ящик прикроватной тумбочки и пересчитала скопленные деньги. Хотя заветная цель была все ближе, до окончательного воплощения мечты еще далеко. Она шмыгнула, высморкалась и пошла в ванную. Через полчаса надо быть на пляже, и как бы ни хотелось укрыться в комнате, отсидеться – пропускать рабочий день не следовало. Упущенный день – упущенные деньги, а это сейчас единственное, что стоит между ней и Габриелем.

Сесили поднялась в гостиную и увидела там отца. Тот смотрел в окно, откуда открывался вид на пролив и обычную пляжную суету. В это время он наслаждался затишьем. Мать натаскивала горничных, и Сесили обычно не нарушала его покой. Почему-то сейчас родители ловили каждое ее слово. Наверное, они полагали, что если уделять ей больше внимания, то она не уедет. Наивное заблуждение.

– Доброе утро, – сказал отец. – Как дела?

– Мак с Марибель собрались пожениться, – сообщила Сесили.

– Что-что?

– Они женятся.

Произнести это было настоящей пыткой для Сесили – боль почище менструальных спазмов.

– Же-нят-ся.

– Женятся? – переспросил Билл. – Тебе точно известно?

Сесили не смогла выдавить больше ни слова. И если бы сейчас ее отец стал шумно радоваться по поводу предстоящей свадьбы, она сразу уехала бы, сейчас же, вечером.

По счастью, он не выказал восторга – воспринял известие тихо и словно задумался о чем-то. О чем-то безрадостном и неспокойном.

– Н-да, – пробормотал он.

Весть о предстоящей свадьбе означала для Билла Эллиотта лишь одно: Мак уезжает. В глубине души он был, конечно, за парня рад. «Молодец, так держать! Женись и возвращайся на землю предков, она твоя!» Но вскоре его накрыло осознание случившегося, он трезво взглянул на ситуацию и ощутил знакомую тяжесть в груди. Оставив Сесили на кухне, где она недовольно хлопала дверцами: «В этом доме вечно ни крошки», он направился в спальню и прилег. Отъезд Мака означал для «Пляжного клуба» настоящее бедствие. Мак – администратор от бога. От него все без ума: дети, взрослые, дряхлые старушки и даже сам Билл. Если бы не дочь, чьи интересы ставились превыше всего, Билл не только с радостью отдал бы Маку процент с прибыли, он без колебаний оставил бы ему весь отель.

Билл опустился на кровать и подумал: «Бывало и хуже. Я пережил потерю сына». И все же мысль об отъезде Мака несла с собой пустоту, грусть и безнадежность. Билл закрыл глаза. Почему бы тогда и не продать отель? Сесили не хочет заниматься семейным бизнесом, а как он справится без Мака?… Перед глазами возникло лицо С. Б. Т. в дьявольском оскале.