Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Амара обняла его и сказала.
— Спасибо.
Старый центурион кивнул, отсалютовал им, прижав кулак к груди, и захромал прочь из сада.
— Итак, миледи, — пробормотал Бернард. — С чего начнем?
Амара нахмурилась и сузила глаза.
— С того, кто видел операцию Калара изнутри и может знать его планы. — Она взглянула на Бернарда и сказала. — Мы отправляемся в подземелья.
— На совещании вы сказали, что убийцы, подосланные Каларом, умирали, но не позволяли взять себя в плен, — пробормотала Леди Аквитейн, когда они подходили к тюремным камерам крепости Лорда Цереса.
— Да, — ответила Амара. — Так я и сказала. Но этого нам удалось взять живым. Это она пыталась убить стедгольдера Исану.
— Она? — спросила Леди Аквитейн, его голос звучал заинтересованно. — Все остальные были мужчинами.
— Да. Она была одной из Кровавых Ворон Калара. Возможно, она знает что-то о его планах. Она имела для него большое значение.
— И значит была предана ему, — продолжила мысль Леди Аквитейн. — Или, по крайней мере, находилась под его контролем. Вы действительно верите в то, что она выдаст вам такую информацию?
— Выдаст, — ответила Амара. — Так или иначе.
Она чувствовала, как взгляд Леди Аквитйн сверлит ее спину.
— Ясно, — пробормотала Верховная Леди. — Это должно быть интересно.
Амара положила руку на плечо Бернарда, подав ему знак, и остановилась перед холодной каменной лестницей. Затем взглянула на Леди Аквитейн.
— Ваша Светлость, я прошу вас помнить о том, что вы здесь для того, чтобы содействовать мне, — тихо сказала она. — Допрос буду вести я.
Верховная Леди сузила глаза на мгновение, но кивнула, и Амара продолжила путь.
Темницы цитадели Цереса использовались редко. Казалось, что эти прохладные места, в основном, используются для хранения продуктов.
За пределами закрытой и охраняемой двери были сложены несколько ящиков капусты, яблок и различных корнеплодов. Легионер, одетый в тунику коричнево-серых цветов Дома Цереса, стоял за дверью с мечом в руке.
— Остановитесь, сэр, — сказал он, как только Бернард вошел в помещение, — это закрытая территория.
Амара появилась рядом с Бернардом.
— Легионер Карус, не так ли? — задала она вопрос.
Мужчина, оказавшийся в центре внимания, отдал честь.
— Графиня Амара? Его Светлость сказал, что у Вас есть доступ к заключенной.
Амара кивнула в сторону Бернарда и Леди Аквитейн: — Они со мной.
— Да, Ваше Превосходительство.
Охранник подошел к двери, доставая ключ из-за своего пояса. Он колебался мгновение.
— Графиня, я не знаю, кто эта женщина. Но… ее рана очень плоха. Ей нужен целитель.
— Я позабочусь об этом. — сказала Амара. — Она пыталась заговорить с Вами?
— Нет, мадам.
— Хорошо. Оставьте ключи. Я хочу, чтобы вы заняли пост в нижней части лестницы. Нас не должен беспокоить никто, кроме Лорда Цереса или самого Гая Сектуса.
Легионер моргнул, потом отдал честь.
— Да, мэм.
Он взял свой??щит за ремень для переноски и двинулся к нижней части лестницы.
Амара легко повернула ключ в хорошо смазанном замке и открыла дверь. Она беззвучно провернулась на петлях, и Амара нахмурилась.
— Проблемы? — прошептал Бернард.
— Я полагаю, что я ожидала услышать лязг. И скрип.
— Первая темница?
— За исключением той, где они заперли нас вместе.
Губы Бернарда изогнулись в легкой улыбке, и он толкнул дверь, преодолел оставшееся расстояние и вошел в комнату первым.
Он остановился на мгновение, и Амара увидела его напряжение и слышала его участившееся дыхание. Он замер на мгновение, пока Амара не коснулась его спины, и Бернард отошел в сторону.
Ладья находилась в незавидном положении.
Амара остановилась рядом с мужем на мгновение. Кровавый Ворон была прикована к потолку, наручники врезались в ее запястья, свисая так, что ее ноги едва касались пола.
Ее сломанная нога не была в состоянии полностью поддерживать её??вес. Шестидюймовой ширины желоб кольцом окружал её и был заполнен маслом, а также десятком плавающих фитилей окружающих пленного для предотвращения использования любых фурий воды, которыми она, очевидно, обладала, если уж была в состоянии изменить свою внешность, чтобы скопировать облик ученицы, убитой несколько лет назад.
Ее слабый контакт с землей, а также отсутствие необходимых способностей, делало использование фурий земли бесполезным. Нет растущих где-либо в камере или когда-то живых растений, что исключало использование заклинаний древесных фурий, а призыв фурий огня в закрытом помещении был равносилен самоубийству. Фурии металла могли бы ослабить кандалы, но это заняло бы усилий и времени больше, чем было у Ладьи.
Это место находилось глубоко под поверхностью, и вызов фурий воздуха был сильно затруднён — это обстоятельство не обошло и Амару, которая чувствовала себя не комфортно, когда не имела возможности вызвать Цирруса.
В качестве угрозы для ее тюремщиков оставалась разве что простая изобретательность — но поблизости не было никого из опытных приспешников Калара. Или, по крайней мере, не должно было быть.
Ладья бессильно висела на цепях, ее здоровая нога дрожала из-за постоянного напряжения, она была едва способна удержать вес своих подвешенных плечей, чтобы не вывихнуть их. Еще один день — и это произойдет в любом случае.
Ее голова болталась, волосы спадали на лицо. Дыхание превратилось в короткие, грубые всхрипы, со звуками страха и боли, а еле слышный голос был сухим и надломленным.
Женщина не представляла никакой угрозы. Она была обречена, и она знала это. Часть Амары кричала о бедственном положении женщины, но она оттолкнула от себя мысли о сострадании.
Ладья была убийцей и даже хуже. Предатель Империи с руками по локоть в крови. И все равно при взгляде на нее Амаре становилось тошно.
Амара шагнула в круг зажженых парящих свечей, встала напротив нее и сказала, — Ладья, взгляни на меня.
Голова Ладьи дернулась. Амара увидела тусклый отблеск свечей в глазах женщины.
— Я не хочу доставлять тебе еще больше страданий, чем ты уже получила, — проговорила Амара тихим тоном. — Мне нужна информация. Предоставь мне ее, и твоей ногой займутся. Предоставят койку.
Ладья посмотрела и не произнесла ни слова.
— Это не изменит того, что случится. Но нет смысла в том, чтобы пребывать в таких условиях до разбирательства. Нет смысла в том, чтобы умереть в лихорадке и мучениях, пока ждешь.