– Значит, надо вернуть!

– Да где я их тебе возьму?! Проиграла я их уже! В проклятую рулетку! Пока ты в СПА-салоне отлеживалась…

Антонина махнула рукой и разрыдалась.

– Я же как думала: вот поставлю сразу большую сумму, мне повезет, и я наконец-то разбогатею. Ну не век же мне у тебя в няньках да прислугах бегать. Мне тоже хочется пожить по-человечески. Тебе повезло, ты встретила свой денежный мешок, который ради тебя на все готов. А что делать мне, несчастной? Ведь я ничем от тебя не отличаюсь: такая же простая деревенская девчонка, как и ты. Мы даже из одной деревни. Так почему должно было повезти тебе, а не мне?

– Я не знаю. Но на сцену я не выйду.

«То-то мне твое лицо показалось знакомым, – подумала Соня. – Только за боевым раскрасом не разобрала, кто есть кто».

– Ах вот, значит, как ты меня благодаришь за мою верную службу?! – прошипела Антонина, утирая ладонями мокрые щеки и размазывая растекшуюся тушь.

Завеса притворного добросердечия пала, и перед Соней стоял заклятый враг с перекошенным злобой лицом и испепеляющим ненавистью взглядом.

– Я тебе так отомщу, что ты меня век не забудешь! Прикрывала-прикрывала твою задницу, когда ты от своего муженька налево и направо гуляла, а теперь, значит, я стала тебе не нужна?! Да я на тебя такой компромат с картинками насобирала, что ни одна желтая газета от него не откажется. С руками оторвут! Так что Мишеньку своего ты в любом случае потеряешь.

– Убирайся! – воскликнула Соня, понимая, что сжигает за собой все мосты.

Вытолкав за дверь сыплющую угрозами и проклятьями Антонину, Соня без сил повалилась на кровать. Нет моченьки ни думать, ни что-то решать. Конец оказался ближе, чем она ожидала. Конец ее браку, карьере и всему тому, к чему она и привыкнуть-то еще не успела – любви необыкновенно заботливого мужа, славе, известности, роскоши, красивой обеспеченной жизни богатой дамочки, увешенной бриллиантами, облаченной в дорогущие наряды и лишенной повседневных хлопот и дум о хлебе насущном. Прощай, праздник жизни, на котором ей не нашлось места!

Как глупо она, оказывается, тратила свою бесценную жизнь последние двенадцать лет! Даже умудрялась изменять такому добросердечному, терпеливому, любящему мужу. Странно все-таки устроена жизнь: с мужем-самодуром Соня была примерной женой, а с почти святым пустилась во все тяжкие. И ничего уже не исправить!

Она услышала звук открываемой двери и приглушенные толстым ковром шаги в гостиной. На пороге спальни стоял Михаил, спокойный, надежный, верный. Не то что она, Соня. Слезы жалости к себе рванули наружу, и она уткнулась в подушку, дав им волю. Михаил присел рядом на кровать и принялся гладить Соню по голове.

Ей стало еще обиднее за разрушенную ею же самой жизнь, и Соня уже заголосила, заливаясь слезами, словно по покойнику. Так убивались горем бабы у них в деревне, когда хоронили своих мужиков. А о ком горевала Соня? Тоже записала Михаила в покойники? Но он жив и здоров, слава Богу! Даже жалеет ее. Прямо как в сказке: битый небитого везет. Какой он все-таки мягкий и деликатный… Не потому ли, что еще не знает обо всех ее похождениях?

– И что же у нас стряслось столь страшное, чтобы так горько плакать? – услышала она ласковый голос Михаила.

– Прости меня, Христа ради! – тело Сони сотрясалось от рыданий.

– За что?

– За то, что я тебе изменяла… налево и направо.

– Даже так?! И с кем же, интересно?

– Я не помню.

– А ты уверена?

– Мне Антонина сказала.

– А сама ты, значит, ничего не помнишь?

– Нет.

– Тогда, может, этого и вовсе не было?

– Чего «не было»? – Соня тут же перестала плакать и, вытирая ладонями мокрое лицо, уставилась на Михаила.

– Измен. Если ты сама ничего не помнишь, а повторяешь лишь Тонькины слова, то наверняка и не было ничего.

– А если было?

Соня распухшими от слез глазами смотрела с тревогой на Михаила: дурака валяет или говорит серьезно? Нет, вроде бы не улыбается.

– Твоими провалами в памяти она пользуется – вот что, – рассудил Михаил. – Она тебе с три короба наплела, а ты и поверила.

У Сони вмиг пропало всякое желание плакать. В самом-то деле, почему она должна отвечать за жену, которая была у Михаила до нее? Даже если та и изменяла мужу, Соня-то ни при чем! Она чиста перед Михаилом как стеклышко.

– Но у Антонины есть на меня компромат!

– Да глупости все это!

– А если нет? – Соня решила обговорить эту ситуацию раз и навсегда. – Она грозилась передать его желтой прессе.

– Значит, она настолько глупа, что не ведает о моих возможностях. Может, хватит уже о глупостях? Тебя народ ждет. Полный зал. Их там сейчас заморские знаменитости развлекают. Ты же сама хотела с ними познакомиться. Тебе следует поторопиться.

– Я не буду петь!

– Это что еще за детский сад вторая группа? А не ты ли говорила, что тебе петь легче и приятнее, чем говорить? И что же случилось? Снова Тонька что-то наплела?

– Она сказала, что у меня нет никакого таланта.

– Глупенькая! Да она тебе просто завидует и ужасно боится, что когда-нибудь завеса с твоих глаз спадет, жалость к ней улетучится, ты увидишь ее истинную сущность и прогонишь прочь. Поэтому изо всех сил цепляется за тебя и старается убедить в том, что ты без нее – пустое место.

– А разве это не так?

– Конечно же нет! Ты не только удивительная и неповторимая исполнительница авторских песен, но и очень талантливая.

– Правда?!

– Если ты сейчас решишься и пройдешь в концертный зал, то сама в этом убедишься. Людей обмануть не так просто, как кажется. Они прекрасно видят и слышат, если их пытаются надуть или подсовывают пустышку.

– Я забыла все песни! – Соня почувствовала, как леденящая волна паники окатывает ее с ног до головы.

– Помнишь, как мы с тобой договаривались? Если тебе кажется, что ты забыла о каком-то отрезке твоей жизни, то живи так, как будто его и не было. Пой те песни, которые помнишь. Ведь ты что-то помнишь?

– Да. Но я никогда не пела их со сцены. Мне страшно!

– Тебе бывает страшно даже тогда, когда ты все помнишь. Это твое обычное состояние перед выходом на сцену. Впрочем, как и у любого другого певца или актера. Представь, что в зале сидят те, кого ты любишь. И кто любит тебя. Не строй из себя знаменитость, просто будь собой… Скажи, а если я попрошу петь только для меня? Откажешься, потому что разлюбила?

– Я буду петь!

– Вот и ладненько.

Михаил задержался на мгновение, словно ожидая от Сони еще каких-то слов, но тут же усмехнулся своим, быть может, несбыточным надеждам. От добра добра не ищут. Согласилась петь для него – уже хорошо. А с тем, означает это что-то или нет, они разберутся позже.