– Арчи! – кричу я шепотом. – Почему бы вам не пойти играть наверх? Вы даже можете включить телевизор, если захотите.

Уже через пару секунд оба исчезают.

Внутри расхаживают официанты с блюдами закусок. Вдоль одной стены тянется длинный стол с бутербродами, прохладительными напитками, пирожными и вином. Каким-то образом Диане удалось обставить все именно так, как надо, и общая атмосфера получилась гостеприимная, но не праздничная, печальная, но не удручающая. Том был бы доволен.

Возложенная на меня Дианой роль заключается в том, чтобы встречать гостей по мере их прибытия. Тут нет ничего особо трудного. Люди приходят, говорят, какая прекрасная была служба и как им жаль. Я здороваюсь и указываю, где они могут взять выпивку и сэндвич с курицей. Год назад я бы предположила, что Диана дала мне эту роль, чтобы я не путалась у нее под ногами, или потому, что я не способна на большее. Но сегодня, зная, что она специально поставила меня на этот пост, я испытываю сильное желание сделать все как можно лучше.

Со своего поста у двери я время от времени замечаю Диану, стоящую как бы чуть в стороне и принимающую соболезнования. Она делает это с величайшим спокойствием и изяществом. С организацией похорон Диана справилась в одиночку, за исключением надгробной речи, которую она поручила Олли, и он выступил просто великолепно. Во время похорон я поглядывала на Диану и видела, что она сидит как каменная, словно застыла, мне даже вдруг захотелось придвинуться к ней на скамье, возможно, накрыть ее руку своей. Теперь я сожалею, что не сделала этого.

– Добро пожаловать, – говорю я, когда в двери входит новая группка скорбящих.

Я беру под локоть женщину лет девяноста и поддерживаю ее, пока она поднимается по трем ступенькам к дому. Она улыбается мне:

– Спасибо, дорогая.

Это наводит меня на мысли о матери. «Люси, дорогая. Ужин готов». Уже много лет никто не называл меня «дорогая». Я и забыла, как приятно быть кому-то дорогим.

– Прошу прощения, мэм.

Обернувшись, я вижу официанта в сером пиджаке, скорее всего он старший смены.

– Я не могу найти миссис Гудвин.

Я оглядываюсь. Оказывается, гостиная уже запружена людьми. Гул голосов усилился, на всех свободных поверхностях стоят тарелочки с недоеденными канапе. Дианы нигде не видно.

– О… А что вам нужно?

– Я хотел бы знать, не пора ли подавать кофе и чай.

– Не вижу причин, почему нет. – Я смотрю на дорожку перед домом и решаю, что можно спокойно покинуть свой пост. – Я попробую найти Диану.

Я обыскиваю первый этаж дома. На заднем дворе я застаю Нетти, Эди все еще сидит у нее на руках.

– Люси, где сумка с подгузниками? Эди пора вздремнуть, а мне нужно найти соску и ягненка.

– Сумка в спальне наверху. Там уже поставили складную кроватку. Ты свою маму не видела?

Нетти качает головой.

– Но дядя Дейв ищет ее, они с тетей Розой уезжают и хотят попрощаться.

Нетти несет Эди наверх, а я продолжаю проталкиваться сквозь толпу, обшаривая взглядом лица. В большой гостиной Олли слушает, как его кузен Пит в лицах рассказывает историю, похоже, как-то связанную с ослами.

– Люси! – окликает он. – Где мама? Все о ней спрашивают.

Я поднимаюсь по лестнице на второй этаж без особой надежды – Диана с Томом уже год им не пользовались. Дверь в первую спальню – ту, где я поставила кроватку для Эди, – закрыта, и я на цыпочках прохожу мимо. Я заглядываю в соседнюю комнату, где Харриет и Арчи, лежа на кровати, пялятся в экран, широко раскрыв глаза и рты. Дверь в соседнюю спальню, бывшую спальню Тома и Дианы, тоже закрыта. Я медлю перед ней, затем легонько стучу.

– Диана?

Не услышав ответа, я захожу внутрь. Я никогда не бывала в этой комнате раньше, и она, честно говоря, нелепая. За дверью передо мной открываются коридор, гостиная, спальня (хотя Том и Диана спят внизу уже больше года) и ванная комната размером с наш старый рабочий коттедж. Наконец, за последней дверью есть гардеробная, от которой заплакала бы даже Кэрри Брэдшоу, укомплектованная баром и подвижной стремянкой, которая скользит на полозе вдоль стены. В центре комнаты стоит оттоманка, на которой сидит, обхватив голову руками, Диана.

– Диана?

Она поднимает глаза. Она плачет, но ее лицо не распухло и не покраснело. Макияж вокруг глаз не смазан. Диана даже плачет, держа себя в руках.

– С тобой все в порядке?

Почему-то сейчас она кажется бесконечно уязвимой. Она жалко пожимает плечами, как будто плечи у нее слишком тяжелые, чтобы их поднять. Потом вздыхает.

– Невозможно бесконечно повторять одно и то же. «Да, это была чудесная служба». «Да, солнце прекрасно светит». «Да, Тому понравилось бы». Я дошла до ручки, поэтому сбежала сюда и спряталась.

Я киваю.

Она оглядывается по сторонам.

– Какая бессмыслица, верно? Сама комната… Это идея Тома. У меня едва хватает одежды, чтобы заполнить этот шкаф. – Она указывает на один из дюжины шкафов. – Том во всем хватал через край. Больше – значит больше, значит лучше. Безумие, что я его не возненавидела, а? – Она смеется и продолжает, не дожидаясь моего ответа: – Наверное, мне стоит переехать в дом поменьше. Нет смысла оставаться здесь одной. Но теперь, когда он ушел, я не уверена, что смогу его оставить. Том – часть этого дома. Я чувствую его здесь.

– Я тоже его здесь чувствую, – подаю голос я.

Диана внимательно смотрит на меня. Она сжимает губы, и на какой-то мучительный миг мне кажется, что она вот-вот сорвется. Ее губы кривятся, подбородок морщится. Но в самый последний момент она берет себя в руки.

– Надо полагать, все меня ищут, – говорит она странно нормальным голосом. – Ты за этим сюда пришла? Сказать мне, чтобы я спускалась?

Она не двигается, но я вижу, что она готовится. Сейчас она вытрет лицо, поправит блузку, спустится вниз и сделает все что нужно. В конце концов, именно этим и занимается Диана. Но она не должна, не сегодня. Поэтому я качаю головой.

– Никто даже не заметил твоего отсутствия, – говорю я. – Все под контролем. Оставайся здесь столько, сколько нужно.

Остаток дня я провожу, разговаривая с людьми, которых никогда не встречала, принимая пожертвования для фонда, посвященного БАС. (Диана просила приглашенных не приносить цветы, а сделать пожертвования, и, хотя я не думаю, что она имела в виду наличные деньги, я в итоге получаю конверт, набитый огромной суммой наличных. Я делаю себе зарубку на память: надо выяснить, как именно передать их в фонд.)

Когда официантам наступает время уходить, я расписываюсь за выполнение заказа кейтеринговой фирмы и открываю задние ворота, выпуская их фургон, а после сама встаю за стойку бара. Патрик и Нетти слишком много выпили, и, когда Нетти возвращается за вином, я завариваю ей чашку чая, хотя сомневаюсь, что она его выпьет.