– Эйден довольно легко взломал бортовой комм на моем корабле.

– На твоей-то помойке? Здесь другое дело. Код нереально сложный – вариантов триллион. Пока он его подбирает, мы уже будем ждать их в пункте назначения.

В улыбке Бена сверкнул триумф.

– Если мы победим, я женюсь на тебе, моя мышка. И… только не вздумай портить момент – не отвечай, ради бога. Лучше б тебе сейчас попридержать язык, Сэм…

Взлет – и сразу торможение. И взлет снова. Орис врезался в ремни и пожалел о завтраке.

– Кошка.– пояснил робот.

Карфлайт набирал высоту. Юноша обернулся и проводил взглядом зверька, что так некстати выскочил на дорогу. Опасность его не проучила – котенок так беспечно и чесался посреди взлетной полосы.

Они мчались высоко над городом, и яркие крыши внизу мелькали калейдоскопом. Эйден отключил автопилот. Теперь Орис полагал, что машина на ручном управлении, машина считала так же, и только андроид оценил глубину иронии.

– Значит, тебе надо припрятать свой труп от Кайнорта Зверобоя в гиблой зоне, недоступной для поисков.

– До тех пор, пока не вернется мама. Я оставил ей записку, чтоб прикрыла Самину. Бритц собирается вынудить меня сделать что-то плохое… Пойти к отцу я не могу, иначе он даст ход этой своей экспертизе с заколкой. Сестру посадят! Но эзер не достанет меня в лесу. Когда вернемся, у Самины уже будет алиби, а сам я прыгну в звездолет и улечу с планеты на целую неделю. Пусть ищет себе других приспешников.

Эйден не стал комментировать. В конце концов, план юноши был не так уж плох. Заколку девчонка, должно быть, потеряла где-то в шахте лифта – вряд ли она была в состоянии вспомнить о ней в тот момент. Что ж, теперь брат – хоть и неродной, да к тому же отпрыск Харгена – поступил спонтанно и безрассудно, но смело. Погибнет героем, значит. Если смерть от желтого лютика здесь считается доблестью.

– Я понимаю, Вы не рады моей компании, э-э… простите, я не знаю, как к Вам лучше обращаться… – замялся Орис. – Я имею в виду, если придется быстро окликнуть Вас в лесу. Ну, знаете, как только лишайник начнет пожирать мою ногу.

Андроид бросил на него хмурый взгляд и поддал скорости. Он надеялся, что выглядел достаточно мрачно слева – с той стороны, где сидел юноша.

– Зови меня дядя Эй.

Роботу не нравилось, что парнишка увязался с ними. Да и кому бы понравилось? Он сделал себе мысленную зарубку пришпилить Кайнорта энтомологической булавкой к мягкой дощечке, как только вернется. Расправить как следует крылышки и снабдить этикеткой для сохранения научной ценности экспоната.

Эйден вел карфлайт на сверхзвуковой и швырял из потока в поток. Часто из реверсивного во встречный. Ориса мутило. После ожесточенного поединка андроидов, когда воздух в зале суда трещал от страстей и напряжения, юноше странно было наблюдать императора таким сдержанным и холодным. Никак не вязалась та металлическая ненависть семь дней назад с бесстрастным тоном сегодня. У робота не было настоящего акцента, но протяжный выговор – наследие ибрионских наречий – отдавал равнодушием. И как же разительно их беседа теперь отличалось от той словесной резни с отцом! Орис решил, что это, верно, свойство квантовых андроидов: в мгновение ока воспламенять себя изнутри и тут же кристаллизовать обратно. Он поерзал на месте, безуспешно стараясь придать себе солидный вид.

– Я хотел сказать, что не стану обузой. Я член спелеологического клуба.

«1001100110100101101011011010111010101010», – подумал синтетик, а вслух спросил:

– Ты когда-нибудь видел природные пещерные комплексы?

– Если честно, нет.

– Ясно.

– Но…

– Я пока не выношу оценочных суждений, Орис. – соврал андроид. – Я просто организую информацию о членах экспедиции. Провожу инвентаризацию наших навыков.

– И как оно?

Эйден кривовато улыбнулся своим мыслям. «Похоже, все, что мы противопоставим дикой природе, – это беспросветная нудьга, переоценка своих возможностей, синдром отличницы и букет эмоциональных зажимов».

Но юноша заслужил смягчения. Хотя бы интонации, если не самой сути.

– Все не так плохо. В конце концов, у нас есть… м-м… основательный подход к деталям, здоровый оптимизм и поразительный самоконтроль. И синдром отличницы.

Они приближались к центру мегаполиса. В отличие от раскиданных по Ибриону, обособленных и купающихся в зелени усадеб и ранчо, типичный город Браны был конгломератом высоток. Они громоздились друг на друга, пытались забраться по соседям все выше и выше. Хвалились перед богом фальшивого солнца. В определенном смысле это было красиво: гордо, технологично. Местные инженеры и архитекторы действительно умели строить здания любой формы. Гостиница-лебедь, ресторан в виде танцующей пары, изворотливая башня-дракон ловит раскрытой пастью карфлайты, отправляя их на парковку торгового центра. Шар, в котором проходили суды, пожалуй, был слишком сдержан и скромен рядом с причудливыми узорами жилых районов, где столичные магнаты воротили зиккураты, кто во что горазд. В Империи таких планет тоже хватало, или вернее, такие составляли большинство. Именно поэтому эгоисты-ибрионцы так ценили столицу. Даже Джур – пожалуй, единственный экстраверт на планете – ни за что не остановился бы в гостинице-лебеде на триста тысяч номеров.

– Я буду полезным, обещаю. – подал голос юноша.

– Пожалуй, начни прямо сейчас. Не подскажешь, где тут у вас туристический маршрут?

– Самое легендарное место – площадь Доминанты. А Вы разве не хотите победить Бензера?

– Я побе… Мы победим. – робот улыбнулся. – Чудовищная грамматика. Придется делить с тобой свои заслуги.

Брана не жаловала туристов. Может быть, поэтому площадь Доминанты не представляла из себя ничего особенного. Разве что в ее центре, напротив здания правительства, где обычно возводили памятные стелы или экзотические клумбы, зияла дыра. Дыра в прямом смысле: идеально круглая, настолько широкого диаметра, что в нее легко мог упасть небольшой домик. Стены отверстия у поверхности были гладкими, они покато уходили далеко вглубь земли, будто слив гигантской раковины. По большому счету, никто не знал, насколько глубока яма, потому что изнутри она не была освещена. Кое-кто из фантазеров говорил, что она бесконечна, кое-кто из реалистов – что она выходит на другой стороне планеты, а кое-кто поумнее – что если долго задаваться этим вопросом, за тобой придет служба безопасности.

– Это символ Браны, – объявил Орис.

– И что он означает? Экологическую брешь? Прореху в бюджете?

– Гиперпространственный карман!

– Задний проход.

От площади во все стороны расходились лучи широких аллей. Каждая символизировала один из правящих домов Альянса. Эйден заметил, что соперник замаячил на хвосте. Робот нырнул вниз и встроился – если можно так сказать о хаосе, который он навел своим маневром – во встречный поток. Он увидел, как Бензер выбрал другой путь – вдоль аллеи Дома Роркс. Того самого, что поставлял на Брану цифровую одежду, так некстати исчезающую при помехах. Их символ был, конечно, голограммой – трудно понять, чего именно. Кибернетик, пролетая сквозь нее, сильно фонил. Не сказать, что Бюрлен-Дукк вел карфлайт по всем правилам – он пропустил уже два предупредительных сигнала от полиции.