– Враг? – повторил Дервент.

Дверь в коридор открылась, и вошел сержант Бэнкс, сопровождаемый Садженом и Райтом. Коридор у них за спиной теперь был ярко освещен.

– Сэр, – доложил сержант Мастерсу, – мы только что закончили с доказательствами того, что все обстоит, как я вам и говорил. Каждая комната в доме освещена, мы послали в отель и получили коробку электрических шаров. Мы простучали стены, осмотрели в доме все и тем не менее никого не нашли. Полагаю, в этой комнате вы сами все хорошо посмотрели, не так ли?

– Да, в этой комнате я хорошо посмотрел, – мрачно подтвердил Мастерс. – Но давай! Все, что угодно. Обыщи ее!

– Всем вести себя спокойно, – приказал Г. М. – А теперь обыщите ее.

В тишине, не сопровождаемые даже любопытными взглядами находившихся в комнате, полицейские начали обыскивать комнату, хотя здесь, казалось, негде было искать. В комнате не было шкафа, а простукивание стен не обнаружило потайного хода. Они подняли ковер, передвинули столы, даже заглянули под диван (три сантиметра над полом), сдернули чехлы с больших кожаных кресел, которые не были заняты. Пока происходил обыск, все молчали.

– Удовлетворены, сэр? – поинтересовался Бэнкс.

Г. М. неуклюже поднялся с дивана, прошел через комнату и встал перед Соаром, который сидел не шевелясь. Двигались только его глаза.

– Сынок, – мягко произнес Г. М., – тебе лучше признаться. То, что ты сделал сегодня вечером, – одно из самых тяжелых испытаний для самой несомненной смелости, какую я только могу себе представить; и мне интересно, хватило ли бы у кого-нибудь из нас сил пройти через это. Я не знаю, почему ты это делаешь. Но тебе лучше признаться сейчас.

– Признаться? – хрипло спросил Соар. – А что такое? Почему я должен признаться?

– Потому что под тобой мертвец, – сказал Г. М. – И у тебя хватает нервов скрывать его с того самого момента, как начали обыскивать дом, так что полицейские и не подумали бы здесь искать.

Одной рукой он рывком поднял Соара на ноги. Другой сдернул белый чехол с кресла. Это не было большое кожаное кресло, как другие, – это был деревянный плетеный стул, с высокой спинкой и сиденьем с навесом. Мужчина, которого они не смогли опознать, потому что его грудь и голову поддерживал кусок доски, сидел прямо под стулом. Еще один кусок доски лежал у него на коленях; так, чтобы прикрытый чехлом стул по виду ничем не отличался от остальных. Руки мужчины были привязаны к ручкам кресла бечевкой, еще один кусок бечевки удерживал его грудь у его плетеной спинки. Были видны только его белые руки и запястья, а ноги заканчивались двумя начищенными ботинками, которые были поставлены на пол в пародии на жизнь.

Мастерс отшвырнул доски и карманным ножом разрезал бечевку. Тело свалилось на сторону, седые волосы мужчины взъерошились, и все они смогли увидеть, что это Альфред Эдвард Бартлетт, лакей. А по запекшейся крови и ране могли разглядеть, что Бартлетт был убит ударом ножа в спину.

– Никому не покидать комнаты, – тяжело приказал Мастерс.

Крик Дженет Дервент теперь был настоящим криком, она кричала не во всю силу легких, но с тонкой и пронзительной силой. Этот крик потряс нервы всех присутствовавших и закончился только у двери, к которой она понеслась и где Бэнкс ее поймал. После этого наступила не менее пронзительная тишина.

Мертвец, с его кривым носом и седеющими волосами, лежал на левом боку рядом со стулом. На его коричневом макинтоше не было ни следа грязи или влаги, не считая пятна крови, которая пропитала спину его плаща. Они переводили взгляд с него на двойное лезвие ножа, лежащего на столе между пистолетом и запачканными перчатками.

Неуверенными шагами Бенджамин Соар отошел так далеко, как только мог, от своего бывшего места и уселся снова. Он дышал как человек, который долго пробыл под водой, но, через мгновение отдышавшись, уже смотрел вперед в испарине и с какой-то непредсказуемой улыбкой.

– Что ж, я рад, что с этим покончено, – заявил он Мастерсу поразительно обыденным тоном. – Вы заставили меня попотеть сегодня вечером. Сначала я думал, что вы пришли, чтобы схватить меня за убийство Китинга. Потом вы едва не задержали меня за убийство Дартли. И все это время – этот безжизненный набитый опилками манекен лежал под чехлом моего кресла. Не вижу, что еще я мог сделать, если не считать, что у меня что-то не так с подоходным налогом.

И только когда этот человек начал отпускать невнятные шуточки, стало понятно, какова его реакция на все произошедшее. Мастерс осмотрел его с мрачным удовлетворением.

– Вы сделали достаточно для одного вечера, – сообщил он ему. – Достаточно было простой дырки, мой мальчик. – На мгновение он стал формален. – Должен вам признаться, что у меня нет ордера на арест, но я пойду на риск, Бенджамин Соар, я арестовываю вас за убийство Бартлетта. В мои обязанности входит сообщить вам, что все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано как свидетельство.

– Это та самая формула, не так ли? – спросил Соар, с любопытством глядя на него. Его разум, похоже, был поражен тяжелой тупостью, его интересовал только один маленький вопрос, и он играл с ним, словно кот с мотком шерсти. – Будет записано, и… Я слышал, что обычно слова записывают неправильно и что свидетельства против вас потом так и не используются. Это правда?

– Вы понимаете, что я вам говорю? – резко спросил Мастерс, который, похоже, потерял терпение. – Мистер Соар! Вы меня слышите?

– Что? О да. Прекрасно.

Дженет Дервент, стоящая у двери, где Бэнкс удержал ее за руку, легонько вздохнула, весь ее вид выражал каменное спокойствие и безмятежность, пока она затягивала на шее бархатную накидку.

– Значит, вы его поймали, – заметила она с затаенной злобой. Ее слова прозвучали отдаленной мелодией, словно она была героиней пьесы. – Есть только одна вещь, которую я не могу простить. Я не могу простить того, что вы послали мне эту золотую скатерть, Бенджи, послали мне ее сами, чтобы возбудить отвратительные подозрения…

Соар поднял голову и снова стал рационален.

– Послушайте, миссис Дервент. Я – единственный человек, который сегодня вечером не обмазал вас смолой. Не советую вам начинать мазать смолой меня. – Он обратился к Мастерсу: – Инспектор, я этого не делал.

– Вы не обязаны, – напомнил Мастерс, – делать какие-либо заяв…

– Вы мне не поверите, я и не могу рассчитывать на это, но просто для будущих поколений: я… его… не… убивал. Чего бы мне его убивать, Бартлетта, могу я вас спросить, ради всего святого?

– Значит, так. С чего бы это кому бы то ни было его убивать? И если это не вы его убили, то кто?

– Я не знаю. Я спрятал тело – да. Да, это я признаю, можете сделать с этим что хотите. Что, как видите, означает, что я – наследник двух уголовных дел, один раз – дела Дартли, а второй – дела этого бедного дьявола, который тут лежит. Однако, поскольку я арестован за убийство…