Он был сыном раджи из Калаканкара в штате Уттар-Прадеш. Английский он изучал в колледже в Лакхнау, а потом долго жил за границей. В 1932 году в Лондоне Сингх вступил в коммунистическую партию. Ему казалось, что это — самый лучший путь, чтобы бороться за независимость Индии. По словам друзей, он был задорным человеком с мальчишеским чувством юмора, которое он привносил и в политические игры.

Светлана быстро поняла, что Сингх понятия не имеет, кто она такая. Когда он начал расспрашивать ее о жизни в СССР после смерти Сталина, она ответила, что, несмотря на огромные изменения, в своей основе эта жизнь не слишком изменилась.

Когда она, наконец, решилась сказать Сингху, кто она такая, он ответил ей чисто британским восклицанием «О!». По утверждению Светланы, он больше никогда не задавал вопросов об отце.

Во время пребывания в больнице Светлана и Сингх сидели или бродили по больничным коридорам в своих халатах или вместе обедали в столовой, беспрерывно разговаривая, и на них уже бросали косые взгляды больные. Консервативные партийцы, недовольные всем, происходившим в стране при Хрущеве, не хотели принимать Сингха. Пациенты, говорящие по-английски, словно так и приглашали их подслушать, но Светлана и Сингх замолкали, как только к ним кто-нибудь приближался. Для советских граждан Сингх был слишком кипучей натурой. Когда тяжеловесные туши партийных начальников надвигались на них во время прогулок по коридорам, Светлане становилось страшно за тщедушного, близорукого Сингха.

Вскоре Светлана узнала, что Сингх был неизлечимо болен. Хронические бронхиты и эмфизема привели его легкие в безнадежное состояние. Вскоре их обоих отправили в один и тот же санаторий в Сочи. Там они бродили по дорожкам под неодобрительными взглядами других отдыхающих. К Светлане нередко подходили и, отведя в сторону, озираясь, вполголоса говорили: «Ваш отец был великий человек! Подождите, придет время, его еще вспомнят!» И неизменно добавляли: «Бросьте вы этих индусов!» Многие считали, что она «роняет имя своего отца». Некоторые просили сфотографироваться вместе. Светлана была уверена, что и отдыхающие, и персонал санатория посылают в Москву доклады о ее недопустимом поведении.

Пятидесятитрехлетний Сингх (Светлане было тридцать семь) был одинок. Во время войны в Вене, куда вступали немцы, он встретил еврейскую девушку, искавшую спасения от нацистов. Она уехала с ним в Индию, и они прожили вместе 16 лет, а потом она решила жить в Англии, чтобы дать хорошее образование их сыну. Сингх не смог подыскать себе работу в Лондоне и вернулся в Индию, они развелись.

Индийский посол в Москве Т. Н. Кауль был другом юности Сингха. Советскую рабочую визу получить было несложно. Сингха поразило, что Светлана никогда не выезжала за границы СССР. Он хотел показать ей Индию и Европу. Это были прекрасные мечты, ведь на дворе стояла оттепель — время новой надежды.

В декабре Сингх уехал в Индию. Светлана ждала, но все пошло не так, как они планировали. Ему не давали визу, хотя он должен был легко ее получить. Ведь у Сингха были рекомендации от индийского посла в СССР и от генерального секретаря Индийской коммунистической партии Ш. А. Данге. Сингх и Светлана постоянно писали друг другу, но вскоре выяснили, что их письма не доходят.

Светлана подозревала, что это происходит из-за доносов, которые приходили из сочинского санатория, но она ошибалась. Через посла Каула Сингх узнал, что секретарь группы индийских коммунистов в Москве Чандра Шекхар сообщил, что Браджеш Сингх ненадежен. Шекхар работал на радио и поставлял Центральному комитету коммунистической партии Советского Союза и ее иностранным подразделениям информацию об Индии. После визита к Светлане и Сингху еще до отъезда Браджеша Чандра, смеясь, сказал, что Сингх вообще был «не коммунист, а раджа». В партийной среде по-прежнему считалось нормальным разрушить человеку карьеру из соображений идеологической чистоты. Лучшим способом для продвижения наверх было предательство другого.

Светлана отправилась к Микояну. Он сказал ей, что уже говорил с Хрущевым, и тот выразил большую симпатию к ней и Сингху. Микоян утешил Светлану и даже пригласил ее и Сингха к себе домой, сказав, что будет очень рад познакомиться, когда тот будет в Москве.

Все эти задержки были мучительны для Светланы. В конце концов, через шестнадцать месяцев после отъезда из Москвы Сингх получил советскую визу. 7 апреля 1965 года Светлана и ее сын Иосиф встречали его в аэропорту Шереметьево. Мужчина, который вышел из самолета, выглядел больным и сильно постаревшим. Светлана не колебалась. Хотя Сингху была положена государственная квартира, она сразу повезла его к себе. Ее детям он очень нравился. Иосиф так отзывался о Браджеше:

Сингх был очень приятным человеком, культурным, добрым… С ним было очень приятно… Он был спокойным и терпеливым, а еще умел смотреть на вещи с присущим ему чувством юмора… Он стал жить со мной и с Катей так, как будто был мужем нашей матери, и мы относились к нему с уважением. Мне кажется, мама была счастлива.

Светлана и в самом деле, наконец, была счастлива. Друг Сингха доктор Рамманохар Лохия, член индийского парламента и глава социалистической партии, вспоминал свою встречу с Сингхом в Москве. Хотя Сингх очень страдал от боли в распухшей ноге, и его астма давала о себе знать, он пришел навестить Лохию в гостинице, поскольку они были друзьями в течение тридцати семи лет. Лохия спросил его про Светлану:

Он говорил о ней с большой страстью и уважением, и я сразу понял, что она хорошо заботится о нем. У Браджеша был ненавязчивый шарм, он был уравновешенный человек, умел всегда выслушать другого, и, кроме того, от природы был очень симпатичным. У него было и чувство юмора, а также еще что-то, чего я никак не мог определить, но что делало его очень привлекательным в глазах женщин…

Неожиданно оказалось, что уже полночь. Я хотел прогуляться по Красной площади, но Браджеш сказал, что Светлана будет очень волноваться о нем. Мы взяли такси и поехали к ним домой. Когда мы выехали на их улицу, то увидели Светлану, которая, очень взволнованная, стояла на дороге, выглядывая Браджеша. Она была с моей стороны машины, и я выскочил к ней. Хотя нас не представили друг другу, я сразу начал шутить, чтобы хоть немного развеселить ее.

— Вы так любите этого человека? — спросил я.

— Вы знаете, всякое бывает, — серьезно ответила Светлана. — Всякие там автомобильные аварии…

Я предполагал, о чем она по-настоящему тревожится, но ничего не стал говорить.

На следующий день Лохия провел несколько часов со Светланой и Браджешем. На него очень глубокое впечатление произвела ее искренность. В интервью он рассказывал:

Я бы сравнил ее с цветком, не с розой, потому что розы не так нежны, а с жасмином или орхидеей, с цветком, имеющим тонкий неназойливый аромат.

Я также подумал, что передо мной женщина, в жизни которой было много печалей, и эти печали придали ей особое очарование. За все то время, что мы провели вместе, я не слышал, чтобы она громко или грубо разговаривала. Единственный раз, когда я слышал надрыв в ее голосе, был уже позже, в Индии, когда она сказала резким тоном: «Я ненавижу политику! Я ненавижу политику!»