— Где же твои яблоки?

— Ты же не хочешь, чтобы мы попали в руки стражам?

Колоксай мотнул головой, впервые не чувствовал в себеготовности рубить, прыгать на врага, сокрушать:

— Лучше бы обойтись. А что, близко?

— Лучше не шуметь, — сказал Олег. — Песни не горланить,кусты не ломать. Если поймают, шкуру сдерут.

— А ты, как волхв, пошепчи...

Олег вздохнул, Колоксай уловил в голосе не по годам мудрогозависть:

— Здесь нам так пошепчут... Куда ни плюнь, любой колдунбольше меня знает и умеет! Даже всякие там бабки-шептухи, деды замшелые...

Колоксай ахнул:

— Ты? Да сильнее тебя нет на свете! Вон ты как гусейтаскал!.. Припоминаю, припоминаю, то-то у меня раньше то одно со стола каккорова языком, то другое... Я на постельничего грешил, а теперь, если всевспомнить... И терем когда-то занялся как сноп соломы, еле выскочить успели...служанка моей жены забрюхатела, как говорит, от ветра...

Он говорил непривычно быстро, двигался, на щеках гореллихорадочный румянец. На лицо падала густая тень, дубы вздымались непривычновысокие и стройные, не дубы, а будто сосны, но ветки по-дубьи раскидывалидалеко в стороны. В густой листве янтарными каплями блестели крупные, каксос-новые шишки, желуди. Было их столько, что деревья казались праздничнообвешанными золотыми слит-ками.

— Ни звука, — предупредил Олег. — Я чую, попали удачно... Тыне заметил, какие там заставы?

— Заметил, — пробормотал Колоксай. — И заставы, и сторожевыебашни, и конные отряды в балках... Они тоже готовы к войне. И чего-то ждут...

Олег отвел взгляд. Все ждут ту самую истребительную войну,что опустошит земли, зальет кровью села и города. И только он один знает,почему этой войны все нет. Но вслух такое сказать — заплюют, затюкают. Люди жевполне люди... как и он.

— Пойдем, — сказал он негромко.

Когда шагнул в куст, Колоксай изумленно покрутил головой. Ниодин сучок не треснул, ни одна ветка не шелохнулась, словно красноголовыйсостоял из тумана, так и протек сквозь куст как туман, подумал смятенно, чтоопять колдовство, ни один человек не сможет... разве что родился и жил в Лесу.

Трава под ногами, к счастью, шелковая, Колоксай чувствовалее нежные стебли даже через толстую кожу сапог. Он двигался, вытянув шею какгусь, ноздри раздувались, как у голодного волка. В их сторону катились тяжелыеволны запахов, Олег чувствовал, как бьют в колени, переливаются через голенища,где смешиваются с добротным мужским потом его портянок.

На деревьях щебетали красивыми голосами яркие птицы. Однабезбоязненно слетела Олегу на плечо, поехала на нем, как грач на корове, крепковцепившись коготками в толстую кожу волчовки. На Олега с удивлением смотрелкруглый глаз, в нем отражались его красные всклокоченные волосы.

— Это и есть вирий? — спросил сзади Колоксай шепотом.

— Нет, — буркнул Олег. Подумав, добавил: — Говорят, из вирияоднажды упал ком небесной земли. Из него и образовалась Гиперборея, какчастичка вирия на земле.

Колоксай тоже подумал, просиял:

— Тогда моя Артания — в самой середке!

— Тихо...

Деревья медленно расступались. Запахи стали свежее, резче.Впереди блеснул свет, за деревьями открылся оранжевый мир. Олег проморгал,блеск показался нестерпимым, а когда на солнце набежало облачко, рассмотрел,что дальше тянется широкая полоса золотого песка, а дальше идет чистейшееозеро. Шагов за пять от края по колено в воде три девушки, визжат как молодыепоросята, брызгаются водой.

Дальний берег зеленеет чуть ли не за версту. Там такиеисполинские сосны, что Олег мог рассмотреть каждую веточку. Справа и слева толькодеревья, но отсюда берег пологий и песчаный. Одежда на песке в беспорядке,девушки резвятся беспечно, еще одна заплыла чуть ли не на середину, там лежитна спине, раскинув руки и ноги, солнце высвечивает ее обнаженное тело, ужетронутое легким загаром.

Колоксай по знаку Олега присел за деревом, но Олегуприходилось придерживать витязя за плечо. Тот то и дело зачарованно начиналподниматься, но пятерня волхва давила, как падающее небо, под пальцами волхваплечо Колоксая скрипело и сминалось, кровоподтеки останутся размером с тарелки.

Девушка на середине озера внезапно ушла под воду. Колоксайзадержал дыхание. Плечо трещало под рукой волхва, витязь снова началподниматься, когда в трех саженях от визжащих хохотушек забурлила вода,серебряной рыбкой выпрыгнуло тело, плюхнулось, взметнув тучи брызг, и девушкакрасиво поплыла к берегу.

Те, что резвились, разом перестали плескаться, вы-строилисьв ряд. Девушка встала по грудь в воде, Колоксай охнул, Олег молчал, сопел,встревоженный. Девушка медленно шла к берегу, сдвинув узкие плечики назад иразгребая воду руками. Дно повышалось, озеро уходило вниз, обрисовывая упругуюкрупную грудь...

Колоксай охнул снова, затем ахнул. Олег засопел громче. Подпарой упругих чаш у девушки оказались еще две, чуть поменьше, но такие жеупругие, торчащие, с вызывающе оттопыренными кончиками посреди красных кружков.Живот плоский, с едва заметными валиками округлостей, кожа светится чистотой исвежестью.

Колоксай прошептал потрясенно:

— Я никогда не видывал такой красоты!.. Это не человек...

Олег всмотрелся, заверил буднично:

— Человек, человек... Хотя, конечно, четыре вы-мени...

— Так это ж прекрасно!!!

— Да, — согласился Олег, против очевидного не поспоришь, —но ты же слышал, это и есть наверняка сама Миш. А ты помнишь ее старшую сестру?

— Сестра за сестру не отвечает, — возразил Колоксай горячо.— А что опасна... Конечно, простолюдинка не опасна, но разве я не рожден длябитв и опасностей?

— Ой, Колоксай... На черта тебе такие битвы?

— Нет, ты не понимаешь, — сказал Колоксай восторженно, — онаже соткана из солнечных лучей!.. Это живой цветок, это живая вода... Этолучшее, что создано Родом... в лучший его день!

Олег смолчал, женщина как женщина, правда, молодая идостаточно красивая, но уж слишком утонченная, изнеженная, хотя от этойстранной изнеженности внезапно пахнуло холодком.

— Ее гибкость подобно веревке из шелка, — заметил он.

— Она так хрупка!

— Адамант, — ответил Олег, — из которого куют оружие длябогов, тоже с виду хрупок. А их мечи такие тонкие...

— Что ты говоришь!

— Говорю, что она не из простых селянок.