– Вливайся. Когда я писал контрольные, то всегда мечтал о лишней паре глаз – на затылке, предпочтительно, чтобы списывать у нашего отличника, Арно. И никогда не верил, что мечты сбываются…

– А тут на тебе – и глаза, и отличник, в одном балахоне, – улыбнулся Иван.

– Лучше поздно, чем никогда, – усмехнулся менестрель.

– Я буду за тебя просить премудрого Сулеймана… – стиснула руки на груди, уперла взгляд в пол и еле слышно прошептала Яфья, и ни у кого не возникло сомнений, кому были адресованы ее несмелые слова.

– С-спасибо… – не нашелся, что ответить застигнутый врасплох Абуджалиль, и нервная бледность его медленно стала заливаться алым.

– За вас обоих…

– Удачи вам! – конунг бережно похлопал Абу по плечу.

– Без вас мы не улетим! – заверила его Сенька.

– Ну, ни в лес, ни по дрова, как говорил Шарлемань Семнадцатый, – Кириан ободряюще потрепал по руке выпускника ВыШиМыШи.

– К ифритам… – криво, но сумел улыбнуться в ответ Абуджалиль.

– До встречи! – браво подмигнул Агафон,[55]кивнул напарнику присоединяться, и вразвалочку, довольный донельзя, что его балахон скрывает трясущиеся коленки, пропал за мягко прикрывшейся дверью.

Когда закрывшаяся дверь отсекла их от внешнего мира, обрезав тихо, но неумолимо мир снаружи, маги, не сговариваясь, зажгли над головами по круглому светящемуся холодным белым светом шару и замерли, прислушиваясь.

Тщетно.

Бесчисленное множество серых прямых колонн, окружавших их словно холодный каменный бор, уходило кронами капителей под невидимый во тьме потолок, надежно скрывая от непрошенных посетителей любые шумы, даже если они и были. Но единственными звуками под далекими гулкими сводами было эхо их шагов – каждый будто удар каменного сердца в груди спящего под складками мрака жуткого древнего чудовища.

Которое, вообще-то, очень любит гостей.

– Такое впечатление… словно они живые… и со всех сторон подступают… – на грани слышимости – почему-то ему казалось, что в таком месте нужно разговаривать именно так – прошептал Абуджалиль. – На психику… давит… Как в лесу… Заблудиться можно…

– Тебе не кажется… – так же тихо пробормотал едва ли не в ухо приятелю Агафон, – что за нами следят?

Абу побледнел так, что его премудрие пожалел о сказанном. Но – слово не тетка, не вырубишь топором, как однажды совершенно справедливо заметил свергнутый ныне монарх Вондерланда.

– П-пока ты не с-сказал… не к-казалось… – через несколько секунд, когда придворный маг, наконец, успокоился и мог говорить без риска откусить себе язык, последовал вполне предсказуемый ответ. – Н-но тебе в-в этих в-вещах… в-вид-днее…

– Интересно, куда сейчас?.. – проговорил Агафон, нервно оглядываясь по сторонам и натыкаясь бегающим взглядом то на одну колонну, то на другую, то еще на дюжину их в просветах между первыми двумя, словно и впрямь находились они не в хранилище знаний древних магов, а в каком-то странном и диком каменном лесу.

– Н-не знаю… – растерянно пожал плечами его товарищ. – Я п-полагал, откровенно г-говоря, что сразу, как только в-войдем… увидим какие-нибудь с-стеллажи… п-полки там… или ш-шкафы… или с-сундуки, скажем… ну или кучу с-сокровищ, наконец… к-какую-нибудь… Или… лестницу в п-подземелья… где полки… шкафы… и к-куча… Но к-колонны? К-кому понадобилось занимать ими в-всё п-пространство… и з-зачем?.. Н-нелепый дизайн…

– Кхм. Пожалуй, ты прав. Нелепый дизайн, – объемной, все изменяющей на своем пути волной прокатился над головами подпрыгнувших магов звучный приятный голос.

И в тот же миг обхаянные колонны пропали, а открывшиеся почти бескрайние просторы залились приглушенным мягким светом, словно вмиг зажгли тысячи канделябров. Но не успели гости ни испугаться, ни удивиться, ни высказаться на предмет нового интерьера,[56]как тот же голос снова откашлялся, снова сказал: «Нелепый дизайн», и просторы исчезли, словно растворились, оставив вконец ошарашенных волшебников у стены огромного зала и в припадке клаустрофобии, осложненной агорафобией.

Все палаты всех правителей Белого Света, собранные под одной крышей и представившие самые редкие, самые изысканные, самые удивительные свои сокровища, проиграли бы нокаутом в первые три секунды поединка покоям, открывшимся перед ошеломленными взорами магов. Ибо такой пышности – ослепительной, ошеломляющей, способной закружить голову и перехватить дыхание даже у самого закоренелого бессребреника и аскета не было еще в подлунном и солнечном мире от веку веков. Даже если бы от того, назовут ли изумленные и потрясенные юноши хоть один предмет роскоши, отсутствующий в этом зале, зависела их жизнь и жизнь их друзей, они бы сдались без боя. Ибо не было во всем мире такой вещи, такой безделушки, такого украшения, картины, ковра, статуи, посуды, такой диковины, не имеющей среди неискушенных людей Белого Света и названия, что отсутствовала бы здесь. Блеск огней, отраженный мрамором, отполированным до блеска зеркала, и зеркалами, огромными как мраморные плиты, сверкание драгоценных камней и горного хрусталя, шелест фонтанных струй под сенью дерев – всё мягким, но непрестанным напором ошеломляло, оглушало, подавляло и завораживало неподготовленного визитера, заставляя его забыть про цель посещения. Да что там какая-то цель – спроси сейчас у юных магов, застывших с разинутыми ртами и вытаращенными глазами, как их зовут и где родились – и то, казалось, ответа не получить в течение еще добрых десяти минут…

– С дуба падали листья ясеня… – первым пришел в себя Агафон и процитировал ее лукоморское высочество. Абуджалиль тоже очнулся, сморгнул, помотал головой, словно стряхивая наваждение, уставился на товарища и недоуменно наморщил лоб, будто простая присказка удивила его несравненно больше невообразимого богатства вокруг.

– Это как так может быть? Если это действительно дуб, то листья ясеня с него падать…

Агафон несколько смутился.

– Кхм. Это не про деревья. Это про рифму.

– Про рифму?.. – не сразу понял Абу, но напряг свои поэтические способности, коих у него было ровно столько же, сколько у Селима или Кириана – магических, и смущенно хмыкнул.

– А, ну да… Кхм. Да. Ты прав. Точно.

– Что там про рифму? – несколько брюзгливо проговорил над их головами тот же бархатный, как лапа тигра, голос.

Абуджалиль прикусил язык.

Сердце Агафона пропустило такт.

Голос.

Как они могли забыть про Голос?!..

Раззявили рты… блестюшки-погремушки увидели…

Кто он?

Что ему надо?